Гастон Леру - Призрак оперы

В. Ага! Значит, вы слышали шум в груде костей?

О. Не то чтобы шум, но мне показалось, что черепа смеются, и я вздрогнул.

В. Вы не подумали, что за этой грудой мог спрятаться искусный музыкант, который очаровал вас?

О. Именно об этом я и подумал, господин комиссар, и даже забыл о существовании мадемуазель Даэ, которая тем временем поднялась и спокойно пошла к выходу с кладбища. Она была в таком состоянии, что даже не заметила меня. А я не мог пошевелиться и не спускал глаз с груды костей, решив до конца выяснить, что же все-таки там происходит.

В. А что было до того, как вас нашли утром полумертвого на ступеньках алтаря?

О. Все произошло очень быстро и неожиданно. К моим ногам скатился череп, за ним второй… третий… Как будто ко мне летели шары в какой-то загробной игре. Мне показалось, будто чье-то неосторожное движение разрушило пирамиду из костей, за которой скрывался таинственный музыкант. Тут я заметил тень, скользнувшую по сверкающей стене ризницы. Я бросился туда. Тень проскользнула в церковь. Я последовал за ней. Тень была в пальто! Я схватил ее за рукав. В этот момент мы были перед алтарем, и лунный свет через большой витраж апсиды падал прямо на нас. Тень оглянулась, и я увидел, господин следователь, – вот как вижу сейчас вас, – я увидел ужасный череп, который смотрел на меня глазами, горящими адским огнем. Мне показалось, что передо мной сам Сатана, и при виде этого существа из загробного мира мое сердце не выдержало, и я больше ничего не помню; не помню, как оказался в своей комнате на постоялом дворе».

Мы расстались с Ф. Ришаром и А. Моншарменом в тот момент, когда они решили нанести визит в первую ложу № 5.

Они спустились по широкой лестнице, которая ведет из директорской приемной к сцене и к ее помещениям; прошли через сцену, через вход для посетителей лож, потом, минуя первый коридор слева, вошли в зал. Между рядами кресел партера остановились и посмотрели оттуда на ложу № 5. Она была погружена в полумрак, виднелись только огромные чехлы, наброшенные на красный бархат перил.

В эту минуту они были совсем одни в громадном сумрачном пространстве, и их окружала глубокая тишина. Был тот час, когда машинисты сцены уходят перекусить и выпить.

Со сцены ушли рабочие, оставив наполовину установленную декорацию; редкие полоски света – мертвенно-бледного и мрачного, казавшегося отблеском умирающей звезды, – проникали неизвестно откуда и падали на старую башню, которая вздымала посреди сцены свои зубчатые стены, возведенные из картона; все вещи в полумраке этой искусственной ночи или, скорее этого, обманчивого дня приобретали странно искаженные формы. Полотно, наброшенное на кресла оркестра, напоминало взбесившееся море, неожиданно застывшее по мановению руки повелителя бурь, которого, как известно, зовут Адамастор, а Моншармен и Ришар казались двумя матросами, потерпевшими кораблекрушение в этом неподвижном море из крашеного полотна и плывущими к берегу. Они продвигались к левым ложам. В сумраке возвышались восемь больших колонн, которые казались волшебными столбами, подпирающими угрожающе наклонившуюся, готовую рухнуть скалу, основанием которой служили округлые балконы первых, вторых и третьих лож. Сверху, с самой вершины скалы, затерянной в медно-желтом небе, смотрели вниз загадочные фигуры, они гримасничали, посмеивались, издевались над Моншарменом и Ришаром. Впрочем, в обычное время это были вполне серьезные лица. Они звались: Изида, Амфитрита, Геба, Флора, Пандора, Психея, Фетида, Помона, Дафна, Галатея, Аретуза. Да, и Аретуза, и Пандора, всем известная в связи со своим злополучным ящиком, взирали на новых директоров Оперы, которые в конце концов, казалось, ухватились за какой-то обломок и оттуда молча уставились на ложу № 5. Предполагаю, что оба чувствовали себя не в своей тарелке. Во всяком случае, Моншармен признается, что на него эта атмосфера произвела жутковатое впечатление. Вот что он пишет: «Этот вздор насчет Призрака Оперы, которым нас потчевали с самого первого дня, когда мы заменили Полиньи и Дебьена, в конце концов повлиял на мое воображение и, если уж на то пошло, на зрение тоже, потому что – возможно, виной тому были декорации, среди которых мы находились в этой невыносимой тишине, или полумрак в зале – я увидел в ложе № 5 силуэт. Ришар тоже увидел его, но ничего не сказал, и мы инстинктивно взяли друг друга за руки. Подождали несколько минут, не двигаясь, устремив глаза в одну точку, но силуэт исчез. Тогда мы вышли и, оказавшись в коридоре, обменялись впечатлениями. Однако впечатления наши не совпадали. Я увидел что-то вроде черепа, лежавшего на бортике, а Ришар заметил силуэт женщины, похожей на мамашу Жири. Поэтому мы решили, что все это нам померещилось, и, не сговариваясь, с хохотом побежали в ложу № 5. Вошли в нее и никого там не увидели».