Роберт Стивенсон - Странная история доктора Джекила и мистера Хайда

Сначала я хотел подползти к идолу, а потом решил, что тут главное быстрота, и уже приподнялся было, готовясь ринуться вперед, но в ту же секунду откуда-то со стороны моря сверкнул огонек, грянул выстрел, и пуля просвистела у меня над ухом. Я обернулся, навел ружье, но у этой скотины был винчестер, и прежде чем я успел хотя бы разглядеть, куда надо палить, он вторым выстрелом опрокинул меня наземь, как кеглю. Сначала меня даже вроде подбросило в воздух, а потом я упал и с минуту лежал оглушенный, а когда пришел в себя, увидел, что ружья моего нет – оно перелетело у меня через голову, когда я падал. Ну, тут уж я сразу очухался! И еще не разобравшись толком, куда меня ранило и ранило ли вообще, уже перевернулся лицом вниз и пополз за ружьем. Если вам никогда не доводилось передвигаться с раздробленной голенью, вы не знаете, что такое настоящая боль, и я, не сдержавшись, взвыл, как бык на бойне. Это был один из самых грубых промахов в моей жизни. До этой минуты Юма, как женщина разумная, лежала, скорчившись под деревом, понимая, что иначе она будет только путаться у меня под ногами, но, услыхав, как я взвыл, бросилась ко мне. Снова грянул выстрел из винчестера, и Юма упала.

Я приподнялся было, позабыв о ноге, чтобы остановить ее, но, увидев, что она упала, снова рухнул на землю и лежал, не дыша, стараясь нащупать нож. Один раз я поспешил, выдал себя, и Кейз меня опередил, но больше этого не повторится. Он стрелял в мою подружку, и я разделаюсь с ним за это. И я замер, стиснув зубы и прикидывая шансы. Нога у меня была перебита, ружье валялось неизвестно где. А у Кейза в его винчестере оставалось еще десять патронов. На первый взгляд дело мое было пропащее. Но я не отчаялся, нет, ни на секунду не позволил я себе отчаяться. Я знал, что минуты Кейза сочтены.

Долгое время ни один из нас не подавал признаков жизни. Затем я услышал, как Кейз медленно и осторожно начал подвигаться ко мне. Идол уже сгорел дотла, кое-какие головешки еще тлели там и сям, но в лесу снова воцарился мрак, только теперь словно бы пронизанный каким-то мерцанием, как в затухающем очаге. И вот в этом полумраке я вдруг различил голову Кейза; она торчала над высокими папоротниками, и его взгляд был устремлен на меня.

И почти в ту же секунду этот скот вскинул к плечу свой винчестер и прицелился в меня. Я лежал, не шевелясь, и глядел прямо в дуло: у меня не было другого выхода, это был мой единственный, мой последний шанс на спасение, но мне казалось, что сердце сейчас выпрыгнет у меня из груди. И тут он выстрелил. У него был не дробовик, и пуля ударилась в каком-нибудь дюйме от меня и только засыпала мне глаза землей.

Вот попробуйте-ка, смогли бы вы лежать, не шевелясь, и выжидать, пока кто-то, удобно устроившись, целится в вас с двух шагов, стреляет и промазывает на какой-то волосок? Но я смог, на свое счастье. Кейз еще постоял, постоял, держа винчестер наизготовку, а затем негромко рассмеялся и вышел из-за папоротников.

«Смейся! – подумал я. – Будь у тебя мозгов побольше, чем у вши, ты бы сейчас молился».

Я лежал неподвижно, весь напрягшись, словно якорный канат или часовая пружина, а когда он подошел совсем близко, схватил его за лодыжку, дернул что было сил, опрокинул навзничь и тут же – он и охнуть не успел – навалился на него всем телом, невзирая на свою перебитую ногу. Его винчестер полетел куда-то следом за моим дробовиком, но мне теперь все было нипочем, теперь я наконец схватился с ним врукопашную. Никогда не считал я себя слабаком, но пока не сцепился с Кейзом, даже и не знал, какая во мне сила. Внезапное падение оглушило его сперва, и он, прямо как испуганная женщина, всплеснул руками, а я воспользовался этим и ухватил его обе руки одной своей левой. Тут уж он спохватился и, что твой хорек, впился зубами мне в плечо. Да мне было наплевать. Нога болела так, что другая боль все равно уже в меня не вмещалась. Я вытащил свой нож и занес над ним.

– Вот когда ты мне попался, – сказал я. – Твоя песенка спета, крышка тебе теперь. Чувствуешь, как остер мой нож? Вот тебе и за Андерхила, и за Эдемса! И за Юму, и пусть твоя подлая душонка отправится прямо в ад!

И с этими словами я со всей мочи вонзил в него холодную сталь ножа. Его тело подпрыгнуло подо мной, словно пружинный матрац; он взвыл – протяжно, жутко – и затих.

«Надеюсь, ты теперь мертв?» – подумал я. Голова у меня кружилась, но я не хотел рисковать. Мой собственный опыт служил мне примером, и я попытался вытащить нож, чтобы всадить его еще раз. Но помню только, как кровь, горячая, словно чай, брызнула мне на руки, и, потеряв сознание, я ткнулся головой в его ощеренный рот.