Оноре де Бальзак - Шагреневая кожа

– Ого! – вскричал водевилист Кюрси. – В таком случае, господа, я поднимаю бокал за Карла X, отца свободы [56]!

– А разве неверно? – сказал Эмиль. – Когда в законах – деспотизм, в нравах – свобода, и наоборот.

– Итак, выпьем за глупость власти, которая дает нам столько власти над глупцами! – предложил банкир.

– Э, милый мой, Наполеон по крайней мере оставил нам славу! – вскричал морской офицер, никогда не плававший дальше Бреста.

– Ах, слава – товар невыгодный. Стоит дорого, сохраняется плохо. Не проявляется ли в ней эгоизм великих людей, так же как в счастье – эгоизм глупцов?

– Должно быть, вы очень счастливы…

– Кто первый огородил свои владения, тот, вероятно, был слабым человеком, ибо от общества прибыль только людям хилым. Дикарь и мыслитель, находящиеся на разных концах духовного мира, равно страшатся собственности.

– Мило! – вскричал Кардо. – Не будь собственности, как могли бы мы составлять нотариальные акты!

– Вот горошек, божественно вкусный!

– А на следующий день священника нашли мертвым…

– Кто говорит о смерти?.. Не шутите с нею! У меня дядюшка…

– И конечно, вы примирились с неизбежностью его кончины.

– Разумеется…

– Слушайте, господа!.. Способ убить своего дядюшку. Тсс! ( Слушайте, слушайте! ) Возьмите сначала дядюшку, толстого и жирного, по крайней мере семидесятилетнего, – это лучший сорт дядюшек. ( Всеобщее оживление. ) Накормите его под каким-нибудь предлогом паштетом из гусиной печенки…

– Ну, у меня дядя длинный, сухопарый, скупой и воздержный.

– О, такие дядюшки – чудовища, злоупотребляющие долголетием!

– И вот, – продолжал господин, выступивший с речью о дядюшке, – в то время как он будет предаваться пищеварению, объявите ему о несостоятельности его банкира.

– А если выдержит?

– Дайте ему хорошенькую девочку!

– А если он?.. – сказал другой, делая отрицательный знак.

– Тогда это не дядюшка… Дядюшка – это по существу своему живчик.

– В голосе Малибран [57]пропали две ноты.

– Нет!

– Да!

– Ara! Ага! Да и нет – не к этому ли сводятся все рассуждения на религиозные, политические и литературные темы? Человек – шут, танцующий над пропастью!

– Послушать вас, я – дурак?

– Напротив, это потому, что вы меня не слушаете.

– Образование – вздор! Господин Гейнфеттермах насчитывает свыше миллиарда отпечатанных томов, а за всю жизнь нельзя прочесть больше ста пятидесяти тысяч. Так вот, объясните мне, что значит слово «образование». Для одних образование состоит в том, чтобы знать, как звали лошадь Александра Македонского или что дога господина Дезаккор звали Беросилло, и не иметь понятия о тех, кто впервые придумал сплавлять лес или же изобрел фарфор. Для других быть образованным – значит выкрасть завещание и прослыть честным, всеми любимым и уважаемым человеком, но отнюдь не в том, чтобы стянуть часы (да еще вторично и при пяти отягчающих вину обстоятельствах), а затем, возбуждая всеобщую ненависть и презрение, отправиться умирать на Гревскую площадь.

– Натан [58]останется?

– Э, его сотрудники – народ неглупый!

– А Каналис?

– Это великий человек, не будем говорить о нем.

– Вы пьяны!

– Немедленное следствие конституции – опошление умов. Искусства, науки, памятники – все изъедено эгоизмом, этой современной проказой. Триста ваших буржуа, сидя на скамьях Палаты, будут думать только о посадке тополей. Деспотизм, действуя беззаконно, совершает великие деяния, но свобода, соблюдая законность, не дает себе труда совершить хотя бы самые малые деяния.

– Ваше взаимное обучение [59]фабрикует двуногие монеты по сто су, – вмешался сторонник абсолютизма. – В народе, нивелированном образованием, личности исчезают.

– Однако не в том ли состоит цель общества, чтобы обеспечить благосостояние каждому? – спросил сен-симонист.

– Будь у вас пятьдесят тысяч ливров дохода, вы и думать не стали бы о народе. Вы охвачены благородным стремлением помочь человечеству? Отправляйтесь на Мадагаскар: там вы найдете маленький свеженький народец, сенсимонизируйте его [60], классифицируйте, посадите его в банку, а у нас всякий свободно входит в свою ячейку, как колышек в ямку. Швейцары здесь – швейцары, глупцы – глупцы, и для производства в это звание нет необходимости в коллегиях святых отцов.

– Вы карлист [61]!

– А почему бы и нет? Я люблю деспотизм, он подразумевает известного рода презрение к людям. Я не питаю ненависти к королям. Они так забавны! Царствовать в Палате, в тридцати миллионах миль от солнца, – это что-нибудь да значит!