Томас Рид - Избранные произведения. Том III

Я уже вообразил себе, что моя судьба решена отныне и что я нашел себе приятную спутницу не только на танцы, но и на всю мою жизнь.

Я распустил хвост, как павлин, видя вокруг себя гримасы разочарованных танцоров и слыша их недовольный ропот и досаду на меня.

Никогда еще я столько не веселился.

Это продолжалось довольно долго. Дойдя до вершины блаженства, я должен был тотчас же и свалиться. Я проводил мою даму к великолепной матроне, которую мне представила мисс Бэла как свою мать. Прием, сверх ожидания, был очень холодный. Важная леди почти не разжимала губ, отвечая на мои вопросы. Сконфуженный этим приемом, я затерялся в толпе, успев однако получить у мисс Мейноринг обещание новой кадрили.

Неспособный веселиться вдали от моей дамы, я тотчас же вернулся и сел на стул позади диванчика, на котором сидели мать и дочь.

Обе очень горячо о чем-то беседовали, так что не заметили меня, и я не решился прервать их разговор, который хотя велся пониженным тоном, но упоминание моего имени заставило меня прислушаться внимательнее.

— Какой граф! — говорила мать, — ты сама не знаешь, что говоришь, дитя мое.

— Но мне его так представил мистер Саусвик. Да у него вся осанка такая.

Это замечание мне очень понравилось.

— Саусвик — глупец и осел сверх того. Это просто ничтожный капитан, на маленьком жаловании, без состояния, без связей. Леди С. мне рассказала о нем.

— Неужели?

Мне послышался маленький вздох. Я был в восторге. К несчастью, следующие слова разрушили все мои иллюзии.

— И ты обещала ему новую кадриль, когда молодой лорд Потовер приглашал тебя два раза и чуть не на коленях умолял меня вступиться за него?

— Но что же делать?

— Очень просто. Скажи ему, что ты уже раньше обещала лорду Потоверу.

— Хорошо, мама. Я послушаюсь твоего совета, мне так это неприятно.

Если бы в эту минуту я услыхал второй вздох, я бы удалился, не сказав ни слова. Но мое присутствие уже было открыто, и я решился с честью выйти из моего положения.

— Я был в отчаянии, мисс Мейноринг, — сказал я, непосредственно обращаясь к молодой девушке и как бы не замечая смущения ее и матери, — что вы из-за меня нарушили ваше прежнее обещание, и чтобы не заставлять лорда Потовера третий раз вставать перед вами на колени, а предпочитаю вернуть вам обещание, данное ничтожному капитану.

Откланявшись с большим достоинством, — так, по крайней мере, я думал, — я оставил обеих Мейноринг и постарался забыться в танцах с другими молодыми девушками, удостоившими принять приглашение бедного капитана.

К концу вечера я встретил ту, которая заставила меня забыть мое неприятное приключение.

Было бы очень желательно для молодого Генри Гардинга, а может быть и для его брата Нигеля, чтобы с ними обошлись так же, как со мной в период первого увлечения, и чтобы они так же философски перенесли свое первое поражение.

Но оба брата были состоятельны, и поэтому им разрешено было наслаждаться улыбками очаровательной Бэлы.

Манера ухаживания у обоих братьев была совершенно различна. Генри старался взять приступом сердце красавицы Мейноринг, а Нигель по своему характеру предпочитал медленную осаду. Первый любил с пылом льва, второй — со спокойным коварством тигра. Когда Генри был уверен в успехе, он не скрывал своей радости. Когда счастье повертывалось к нему спиной, он также искренне и открыто горевал.

Нигель же одинаково сохранял свою невозмутимость при удаче и неудаче. Его чувство к мисс Мейноринг было так хорошо замаскировано, что мало кто об этом догадывался.

Но Бэла не обманывалась. Она с помощью матери играла в совершенстве свою роль. Она скоро заметила, что ей предстоит выбор между молодыми людьми, но еще не решилась. Она так ровно обращалась с обоими братьями, так ровно расточала им свои улыбки, что самые близкие ее друзья поверили, что она не интересовалась ни тем, ни другим.

Мисс Бэла дарила улыбками не только братьев Гардинг, другим молодым людям оказывалась тоже эта милость, но сердца своего, по-видимому, мисс Мейноринг не отдала еще никому.

Наступил однако момент, когда все решили, что избранник найден. Случай, происшедший на охоте, по-видимому, дал Гарри Гардингу все права на руку Бэлы Мейноринг. Основательно полагали, что самая красивая должна принадлежать самому храброму.

Этот случай был, впрочем, такой странный, что о нем следует рассказать, не говоря уже о его влиянии на судьбу героев нашей драмы.