— Не знаю, спасет ли это твое самолюбие, — сказала она, — но легче мне не стало, я поняла, что насилую себя.
— Милая ты моя, — с грустью пробормотал он.
— Сейчас не время для нежных слов.
— Ты хочешь развода?
Стоя в напряжении, спиной к двери, точно обвинитель в конце затянувшегося процесса, она вздохнула:
— Не знаю, чего я хочу, но утром ты сядешь в свою машину — это твоя машина, — и…
— В нашу машину, — поправил он.
— Нашего больше нет. Отныне есть только твое и мое. Утром ты сядешь в машину, поедешь в город и заберешь свои вещи из моей квартиры.
Он посмотрел на широкую двуспальную кровать. Майкл знал, что не сможет пролежать рядом с Трейси до утра. Он встал.
— В таком случае, — сказал он, стараясь говорить четко и логично, — в таком случае нет смысла ждать утра. Я соберу вещи и уеду сейчас.
— Ты не в состоянии вести машину. Ты угодишь в тюрьму.
— Это уже мои проблемы, — сказал он, вытащил сумку и стал складывать в нее одежду.
Трейси пожала плечами:
— Поступай как знаешь.
Он собрался и шагнул к двери.
Трейси загораживала ему выход. Он увидел прелестное грустное лицо, которое обожал, почувствовал, что на глаза наворачиваются слезы, и внутренне содрогнулся.
— Что ты скажешь родителям?
— Придумаю. Например, что тебе позвонили с работы и срочно вызвали к утру в город. Потом решу, как преподнести им новость. Я возьму вину на себя. Пусть они по-прежнему тебя любят. Психологическая несовместимость, чем не причина? — Она снова засмеялась. — Ты на самом деле хочешь ехать сейчас, ночью?
— Ничто меня не удержит.
Она пожала плечами и шагнула в сторону.
— Будь осторожен за рулем.
— Постараюсь.
Он открыл дверь и на мгновение замер.
— Обожди, — сказала она и прошла вперед, — я включу лампу.
Она щелкнула выключателем. Майкл медленно спустился по лестнице, в одной руке он нес сумку, а другой держался за перила.
Майкл прошел через гостиную, где вечерами под негромкие разговоры женщин частенько играл в шахматы с Филиппом Лоуренсом, открыл уличную дверь и шагнул в сырую туманную ночь.
Он бросил сумку на заднее сиденье, сел в машину, завел мотор, посмотрел наверх — окно на втором этаже было освещено. Затем весь дом погрузился в темноту. Майкл открыл ворота и выбрался на дорогу. Туман клубился над блестящей поверхностью шоссе и рассеивал свет фар. Слезы застилали глаза, он ехал медленно и осторожно, но все равно испугался, когда из мрака выскочила полицейская машина и обогнала его. Но она промчалась, не останавливаясь, полицейским и дела не было до плачущего пьяного человека, который ехал у самой обочины со скоростью сорок миль в час, — они гнались за убийцей, спешили к месту аварии или на пожар, их ждало любое из тысяч несчастий, какое может случиться глубокой ночью в сотне миль от Нью-Йорка.
Майкл сидел у себя за столом на работе, он изучал папку деловых бумаг и время от времени поглядывал в окно. На улице шел холодный осенний дождь. Майкл по-прежнему потел в жарком кабинете — отдельных регуляторов не было предусмотрено, а предки того человека, от которого зависела температура во всем небоскребе, видно, никогда не жили севернее Джорджии и в его жилах текла не кровь, а вода.
Майкл с трудом одолел десяток страниц и теперь в третий раз добросовестно всматривался в колонку с цифрами, но и сейчас они говорили ему не больше, чем в первый раз.
Он обрадовался телефонному звонку.
— Алло! Мишель?
— Антуан, — сразу узнал Майкл — пианист был единственным из знакомых, кто произносил его имя на французский манер, — ты где пропадал?
Майкл не видел француза более двух лет. Он спрашивал о нем в баре, где тот играл, но управляющий ответил, что пианист внезапно исчез, не дождавшись конца контракта.
— Я был в Париже, — ответил Антуан. — Безумный романтический порыв. Одной даме захотелось в Париж, а я испугался, что стоит мне отпустить ее от себя на пару недель, и все, au revoir, Antoine.
Майкл засмеялся. С женщинами Антуан был то чересчур циничен, то чересчур влюбчив. Он делился самыми интимными подробностями своих быстротечных связей.
— Рад тебя слышать, — сказал Майкл. — Развеешь тоску пасмурного дня. Как жилось в Париже?
— Отвратительно, — признался Антуан. — Настоящее Ватерлоо. Никто не желает слушать фортепьянную музыку, та дама вышла замуж за японского магната, другая… Но об этом при встрече.
— Где тебя можно найти?
— Я играю в кабачке «Золотой обруч», он находится в районе Шестидесятых улиц. Вывеска не должна вводить тебя в заблуждение — это сущая клоака. Но люди к нам ходят, а я веселю их как умею. Иногда даже заглядывают посетители, которые умеют пользоваться ножом и вилкой. — Он умолк, потом добавил: — Вчера заходила твоя жена. Она сказала, что ты работаешь на старом месте, так я тебя и нашел. Трейси по-прежнему очаровательна. Ее сопровождали двое мужчин.
Читать дальше