Ирвин Шоу - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

Они стали кататься вместе, быстро, но по самой кромке склона, вдоль леса, где не было людей. Майкл пригласил двадцатидвухлетнего полицейского выпить вместе с ним и женой. Увидев Трейси, полицейский чуть не потерял дар речи, а когда она спросила его о чем-то, начал заикаться.

— На месте вашего мужа, — сказал он, объяснив Трейси, как познакомился с Майклом, — я не стал бы рисковать своей жизнью.

Трейси засмеялась и похлопала полицейского по руке:

— Знали бы вы, каких трудов мне стоило заполучить его.

— Представляю, — сказал полицейский.

Майкл повторил заказ. Молодой человек спросил его, где он научился так кататься.

— Сначала тренировался на востоке, потом в Калифорнии, — ответил Майкл. — В вашем возрасте я проработал сезон инструктором.

— А почему вы оставили спорт?

— Я отправился в Нью-Йорк делать карьеру и искать Трейси Лоуренс.

— Наверное, и мне стоит попытать счастья в Нью-Йорке, пока не поздно, — сказал полицейский. Он допил бокал и встал. — Мне пора. Мистер Сторз, когда у вас снова появится желание кататься так, как вы катались сегодня утром, вспомните, пожалуйста, о вашей очаровательной жене.

— Обещаю, — сказал Майкл.

Молодой человек неуверенно помахал рукой, бросил последний восхищенный взгляд на Трейси и потопал в лыжных ботинках через шумную толпу, заполнившую бар.

— Милый молодой человек, — заметила Трейси.

— Похоже, он был готов схватить тебя в охапку в утащить к себе домой.

Трейси засмеялась:

— Надеюсь, ты не против того, чтобы твоей жене уделяли немного внимания?

— Немного — пожалуйста. Но не целый же вагон.

— Я замечаю, девушки с тебя глаз не сводят. Кстати, чем ты занимаешься на горе целыми днями?

— Милая моя, при десяти-то градусах мороза? Зимой, да еще на высоте десять тысяч футов условия, знаешь ли, не те.

— Тогда мне следует быть настороже летом? — поддразнила она Майкла.

— Запомни одно, — сказал он уже серьезнее. — Впервые в жизни я открыл для себя счастье моногамии. Приглашаю разделить его со мной.

— Я готова, — ответила она.

Минуту они сидели молча, внимательно глядя друг на друга.

— Здесь ты совсем другой человек, — сказала Трейси.

— По сравнению с чем?

— С Нью-Йорком. Кажется, горы — твоя стихия.

— Я стал лучше или хуже?

— Думаю, лучше. С тех пор как мы выехали из Денвера я ни разу не видела тебя грустным. Ты лет на десять помолодел.

Он засмеялся:

— Именно это я подумал о своей жене, когда увидел ее сегодня вечером.

— Может быть, нам следовало бы навсегда остаться в таком месте. — Ее голос прозвучал невесело. — Возможно, мое место тоже в горах.

— У меня есть кое-какие деньги, а к тридцати пяти годам их будет еще больше, но если я не хочу до тех пор умереть с голоду, мне придется жить в Нью-Йорке.

— Ох уж этот Нью-Йорк, — многозначительно сказала она. — Его и любишь, и ненавидишь. Все в нем давит на психику — и хорошее, и плохое. Вечная гонка. Здесь ты мчишься с горы, там твоя душа несется куда-то. Тут и газет практически не читают. Забываешь, что где-то идет война, люди убивают друг друга в джунглях. В Нью-Йорке раскроешь «Таймс», и тебе становится неловко от того, что ты в безопасности, отлично накормлен, спишь в мягкой постели; ты начинаешь стыдиться своего благополучия. На улице заглядываешь в лица людей в спрашиваешь себя — как они живут с таким чувством? Тебе оно знакомо?

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, но ничего не могу поделать и стараюсь не думать об этом.

— Тебя не могут призвать в армию?

— Я слишком стар. Это мне не грозит.

Майкл никогда не рассказывал Трейси, как в двадцатичетырехлетнем возрасте, незадолго до окончания Уортоновской школы, в период эскалации войны во Вьетнаме, он, почти не сознавая, что делает, после особенно скучной лекции по статистике отправился на призывной пункт и заявил, что желает вступить в армию. Сержант, сидевший за столом, недоверчиво посмотрел на него, словно Майкл был пьян или наглотался наркотиков, но затем помог заполнить форму и отправил его на медкомиссию. Доктор, усталый медлительный капитан, казавшийся слишком старым для своего звания, от скуки постоянно что-то напевал себе под нос. Но когда он приложил к груди Майкла стетоскоп, на его лице появился живой интерес. Через минуту он отступил на шаг, вынул трубки из ушей и сказал:

— Извини, сынок.

— Что такое?

— Армия без тебя обойдется. У тебя шум в сердце. Ты можешь умереть молодым, а можешь дожить до ста лет, но военным тебе не быть. Одевайся.