Милан Кундера - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

— Ты что дурака валяешь! — запротестовал он.

Он снова попытался ее обнять, но снова был отвергнут.

— Вы что себе позволяете! — прикрикнула она на него.

Режиссер и его помощник засмеялись.

— Вы это серьезно? — спросил ее помощник режиссера.

— Конечно серьезно, — ответила она строго. Помощник режиссера, посмотрев на часы, сказал оператору:

— Сейчас ровно шесть. Перелом в ситуации возник потому, что наша приятельница каждый четный час ведет себя пристойно. Поэтому тебе придется подождать до семи.

Снова раздался смех. От унижения Ружена покрылась краской. Она была застигнута врасплох: чужая рука лежала на ее груди. Застигнута тогда, когда с ней делали все, что хотели. Застигнута своей самой главной соперницей в тот момент, когда все смеялись над ней.

Режиссер сказал оператору:

— Пожалуй, тебе надо было попросить девушку в виде исключения считать шестой час нечетным.

— Ты полагаешь, что теоретически возможно считать шесть числом нечетным?

— Да, — изрек режиссер. — Эвклид в своих знаменитых «Началах» говорит об этом буквально вот что: «При некоторых необычных и весьма таинственных обстоятельствах отдельные четные числа ведут себя как нечетные». Я считаю, что мы стоим именно перед лицом таких таинственных обстоятельств.

— Стало быть, Ружена, вы согласны с тем, чтобы мы считали этот шестой час нечетным?

Ружена молчала.

— Ты согласна? — склонился к ней оператор.

— Барышня молчит, — сказал помощник режиссера, — выходит, мы должны решить, считать ли ее молчание знаком согласия или отрицания.

— Проголосуем, — сказал режиссер.

— Правильно, — сказал его помощник. — Кто считает, что Ружена согласна с тем, что шесть в данном случае число нечетное? Камила! Ты голосуешь первая!

— Думаю, что Ружена с этим безусловно согласна! — сказала Камила.

— А ты что, режиссер?

— Я убежден, — сказал режиссер своим мягким голосом, — что барышня Ружена будет считать шесть нечетным числом.

— Оператор слишком заинтересован, поэтому воздерживается от голосования. Я голосую «за», — сказал помощник режиссера. — Таким образом, тремя голосами мы решили, что молчание Ружены означает ее согласие. Из этого следует, что ты, пан оператор, должен не мешкая снова взяться за дело… Оператор, склонившись к Ружене, обнял ее таким манером, что опять коснулся ее груди. Ружена оттолкнула его куда резче прежнего и крикнула:

— Убери свои грязные лапы!

— Ружена, разве он виноват, что вы ему так нравитесь. Мы все были в таком прекрасном настроении… — обронила Камила.

Еще за минуту до этого Ружена была абсолютно пассивна и покорялась ходу вещей — будь что будет, — словно хотела распознать свою судьбу по случайностям, происходившим с ней. Она позволила бы подчинить себя, совратить или подбить на что угодно, лишь бы только это означало выход из тупика, в котором она очутилась.

Однако случайность, к которой Ружена просительно обращала взор, неожиданно оказалась враждебной к ней, и она, униженная перед соперницей и всеми осмеянная, осознала, что у нее лишь единственная надежная опора, единственное утешение и спасение — плод во чреве своем. Вся ее душа (вновь и вновь!) опускалась вниз, вовнутрь, в глубины тела, и она утверждалась в мысли, что с тем, кто спокойно расцветает в ней, она никогда не посмеет разъединиться. В нем — ее тайный козырь, который возносит ее высоко над их смехом и грязными руками. Ей ужасно хотелось сказать им, выкрикнуть им это в лицо, отомстить им за их насмешки, а ей — за ее снисходительную любезность.

Только бы сохранить спокойствие, говорила она себе, опуская руку в сумку за тюбиком. Она вынула его, но тут же почувствовала, как чья — то рука крепко сжала ее запястье.

Никто не заметил, как он подошел. Он вдруг оказался здесь, и Ружена, повернув к нему голову, увидела его улыбку.

Он все еще держал ее за руку; она чувствовала тиски его пальцев и подчинилась ему: тюбик упал обратно на дно сумки.

— Уважаемые, позвольте мне присоединиться к вам. Меня зовут Бертлеф.

Никто из присутствующих мужчин не испытал восторга от прихода незваного господина, никто не представился ему, а Ружена была не столь искушенной в светских манерах, чтобы суметь представить его другим.

— Вижу, что мое появление несколько испортило вам настроение, — сказал Бертлеф; он принес стоявший поодаль стул, поставил его на свободное место во главе стола и таким образом оказался напротив всей компании; справа от него сидела Ружена. — Извините меня, — продолжал он. — У меня уж такая странная привычка — я не прихожу, а предстаю взору.