Антология - Большое собрание преданий, сказок и мифов западных славян

кожа савана бледнее,

а на небе белый месяц,

и вокруг него сиянье,

отражается в воде он.

«Матушка мне говорила,

детки из воды родятся,

из водички вылезают.

Значит, правильно случилось,

что дитя, как породила,

я на дно ключа вернула».

Воду варит в миске белой,

смотрит с нежностью несмелой —

как прекрасна, облик чистый.

Закипела вода в миске,

пузырьки, как в дождь на лужах,

ты, девица, воду слушай,

как она шипит, клокочет,

как сверчок в камнях стрекочет,

как жужжит в окошке мушка,

как вдали железо точат.

Полночь. На колени пала,

перстень с пальчика снимала,

в кипяток его бросала.

«Свята дева Петронилла!

В этот праздник майской ночи

наши судьбы в твоей мочи,

сделай то, что тебе мило —

ты бы мужа мне послала!

Кого дашь, принять я рада,

только укажи рукою,

сердце я свое открою,

свята Дева, скажу прямо,

я покорна, не упряма —

только рыжего не надо!»

Пар из миски вверх поднялся,

ближе девушка склонилась —

запах дивный – иль приснилось?

Глас серебряный раздался:

«Я тебе, девица, рада!

В Божий храм ты часто ходишь,

«Ave» тоненько выводишь,

знаю, мужа тебе надо —

только где возьму любого?

Вас в деревне слишком много —

но остался сын лесничий,

ярко-рыжий, как лисичка,

сероглазый невеличка,

телом тощий, словно спичка,

и – …»

«Давай тогда такого!»

За столом у полной чаши

Йося-браконьер уселся,

на прекрасную шинкарку,

как влюбленный, загляделся.

«Что за женщина вы, право,

словно роза, все цветете!»

«Правда? А ведь схоронила

третьего я на погосте!»

«Умер третий муж! И молвят,

что жена всех в гроб загнала!»

«Главное, чтобы сама я

раньше них в гроб не попала!

Первый муж пред алтарем

первым преклонил колени —

разве тут моя вина,

что и в гроб улегся первым?

Второй вымыл после свадьбы

руки – да живой водою!

Кто их мыл живой водою,

оставлял жену вдовою.

Третий после брачной ночи

уснул раньше, чем спала я —

та примета к смерти ранней —

что ж, я в гроб его загнала?»

«Эх! Я б вас не побоялся!

Вдова трех – цветет, как роза!» —

«А по мне – разок четвертый

выйти замуж – не угроза!»

«Нет? Тогда зову вас —

быть четвертой свадьбе скоро!»

«Пусть, а то на трех колесах

в ад доеду я не споро».

Весело смотрю я на всех вас, цыплятки,

слышу ваши песни, чешские девчатки.

Утро раньше солнца девушки встречают,

в роднике холодном очи умывают.

Ночью звездный дождик в тот родник пролился,

беда парню – в очи глянул и влюбился.

Матей Микшичек (3 февраля 1815 г. – 12 марта 1892 г.) – моравский народный будитель (просветитель) 40-х годов XIX века, журналист, собиратель народного творчества и писатель. Он получил образование в Чехии, Австрии, Венгрии. Учение в Будапеште привело его к деятельности, направленной на пробуждение национального самосознания словаков. Он основал в Зволене (словацком городе) театр, в котором пьесы ставились на словацком языке.

Из Словакии привез он в Моравию и знаменитую песню «Гей, славяне!» (в словацком варианте – «Гей, словаки!»). Песня эта переведена на все славянские языки и считается гимном славян. Первая версия ее текста возникла в 1834 году и пелась на мелодию мазурки Домбровского (музыка эта стала в 1926 году польским гимном, но в песне «Гей, славяне!» иной темп и иные акценты). Песня была гимном всеславянского движения, а также государственным гимном Словацкой Республики, государственным гимном Социалистической Республики Югославия и позднее – Сербско-Черногорской Югославии. В настоящее время песня «Гей, славяне!» не является гимном ни одного независимого государства мира.

Автор стихов – словацкий евангелический епископ, поэт и историк Самуэль Томашик. Написал он стихи во время пребывания в Праге в 1834 году. Приехав в чешскую столицу, Томашик был поражен тем, что на улицах Праги чаще можно было услышать немецкую речь, а не чешскую. Вот что записал он в своем дневнике в воскресенье 2 ноября 1834 года: «…Раз уж матушка Прага, жемчужина западного славянского мира, начинает теряться в немецком море, что же ждет Словакию, мою дорогую родину, для которой Прага – образец духовной культуры? Захваченный этой мыслью, вспомнил я старую польскую песню «Еще Польша не погибла, пока мы живые». Эта известная мелодия вызвала в моем сердце слова: «Эй, словаки, еще наша словацкая речь живет…» Я побежал в свою комнату, зажег свечу и карандашом записал в свой дневник три строфы. Песня была готова в один момент».