Томас Гарди - Вдали от безумной толпы

– Она здорова, сэр.

– И, должно быть, весела?

– Да, весела.

– Вы сказали: на себя зла?

– Да нет. Я только сказала, что она, мол, весела.

– Она посвящает вас во все свои дела?

– Нет, сэр.

– Только в некоторые?

– Да, сэр.

– Миссис Трой очень вам доверяет, Лидия, и, очевидно, у нее есть на это серьезные основания.

– Доверяет, сэр. Я была с ней, когда на нее свалились все эти напасти – смерть мистера Троя и все такое прочее. И ежели она снова выйдет замуж, думается, я останусь жить при ней.

– Так она вам обещала, что ж, это вполне естественно, – сказал влюбленный стратег, у которого слова Лидди вызвали сладостную дрожь: обожаемая им особа подумывает о вторичном замужестве!

– Да нет, не то чтобы обещала. Просто мне так думается.

– Да, да, понимаю. Когда она упоминает, что не прочь была бы выйти замуж, то вы…

– Она ни разу не заговаривала об этом, сэр, – возразила Лидди, думая про себя, что мистер Болдвуд порядком поглупел.

– Ну конечно, нет, – быстро поправился он, чувствуя, что его надежда быстро улетучивается. – Зачем вы так много захватываете граблями, Лидия? Лучше делать короткие и быстрые взмахи. Ну что ж, теперь она сама себе госпожа и хорошо сделает, если больше ни с кем себя не свяжет.

– Правда, хозяйка как-то раз сказала словно бы в шутку, что лет через шесть, пожалуй, могла бы выйти замуж.

– Через шесть лет… Говорит, что могла бы… Да она может выйти замуж хоть сейчас – это ясно всякому здравомыслящему человеку, что бы там ни говорили юристы.

– А вы справлялись у них? – наивно спросила Лидди.

– И не думал, – отвечал Болдвуд, краснея. – Лидди, вы можете в любую минуту уйти отсюда – так сказал мистер Оук. Пройдусь-ка я еще немного. До свидания.

Он удалился, сердясь на себя и испытывая стыд от того, что в первый раз в жизни действовал с задней мыслью. Бедняга Болдвуд умел только бить прямо в цель на манер тарана, и теперь ему было досадно, что он наговорил глупостей, а главное, так унизил себя. Зато ему удалось кое-что выяснить. Новость была остро волнующая, чуть огорчительная, но вместе с тем явно обнадеживающая. Через каких-нибудь шесть лет Батшеба наверняка сможет выйти за него! Теперь он будет уже твердо надеяться, и если она в разговоре с Лидди лишь вскользь упомянула о замужестве, все же из ее слов видно, что она допускает такую возможность.

С тех пор он уже не расставался с отрадной мечтой. Шесть лет, конечно, долгий срок, но все это время он будет жить надеждой, а как долго он пребывал в полной безнадежности! Иаков дважды служил по семь лет, чтобы добиться руки Рахили, так что значат какие-то шесть лет, когда речь идет о такой женщине, как Батшеба! Он старался убедить себя, что ему даже приятнее дожидаться ее, чем тотчас же получить согласие. Болдвуд считал, что любит Батшебу бесконечно глубокой, крепкой, бессмертной любовью, а эта отсрочка поможет ему блестяще доказать ей всю силу своего чувства, которое она до сих пор, возможно, недооценивала. Шесть лет для него ничего не значат, – все равно что каких-нибудь шесть минут! – он совершенно не ценит своего времени, ему нужна только ее любовь! Все эти шесть лет он будет деликатно, возвышенно за ней ухаживать, и она убедится, что она дороже ему всего на свете.

Между тем лето приходило к концу, и вот наступила неделя гринхиллской ярмарки. Эту ярмарку постоянно посещали жители Уэзербери.

Гринхилл был своего рода Нижним Новгородом Южного Уэссекса, и самым деловым, шумным и веселым из всех дней в году был день овечьей ярмарки. Эта ярмарка происходила всякий год на вершине холма, где довольно хорошо сохранились старинные земляные укрепления: вершину опоясывали мощная крепостная стена и ров, имевший форму вытянутого кольца. Местами стена была разрушена; с противоположных сторон в ней имелись два широких прохода, к каждому из них поднималась извилистая дорога. Окруженную стеной ровную зеленую лужайку в десять – пятнадцать акров облюбовали под ярмарку. На этой площади стояло несколько постоянных строений, но большинство посетителей предпочитало устраиваться в палатках, где они спали и ели во время своего пребывания на ярмарке.

Пастухи, направлявшиеся туда с отарами из далеких мест, выходили из дому за два-три дня, а то и за неделю до ярмарки, проделывали со своими питомцами по десять – двенадцать миль в день и к вечеру останавливались на отдых в заранее намеченных местах, на снятых ими придорожных участках, где задавали корм овцам, постившимся с утра. Позади каждой отары шагал пастух, подвязав на спину котомку со всем необходимым на неделю, палка с крюком на конце служила ему посохом в этом паломничестве. Случалось, что в дороге некоторые овцы выбивались из сил или начинали хромать, а иной раз и ягнились. Поэтому, если отару гнали издалека, ее нередко сопровождала запряженная лошадьми повозка, куда клали ослабевших овец и везли до самой ярмарки.