Томас Гарди - Вдали от безумной толпы

– Навострились, что и говорить, навострились! – с воодушевлением подхватил Марк Кларк. – А вот нам, церковникам, не обойтись без молитвенников: оробеешь перед Господом Богом и словечко из себя не выдавишь, язык прилипнет к гортани.

– А те, что молятся в Капелле, и впрямь со всеми святыми запанибрата, – глубокомысленно изрек Джозеф.

– Да, – откликнулся Когген. – Они-то уж, как пить дать, попадут в рай. Ведь они трудятся в поте лица и заработают себе спасение. Ясное дело, нам, членам церкви, далеко до них и вряд ли нас пустят в рай. А все-таки я терпеть не могу тех, кто отступает от старой веры, чтобы наверняка попасть в рай. По мне, это все одно, что завербоваться шпионом из-за каких-то жалких фунтов. Вот что, люди добрые, как вымерз у меня в огороде картофель, ведь не кто другой, как наш пастор Сэрдли, дал мне мешок на семена, а у него вряд ли оставался еще мешок для себя, да и купить было не под силу. Кабы не он, не посадить бы мне ничегошеньки. Что, по-вашему, я после этого переменю веру? Ну уж нет, буду держаться крепко за старину, а если уж мы все заблуждаемся – не беда! Погибать, так гуртом!

– Здорово сказано, очень даже здорово! – восхитился Джозеф. – А все-таки, друзья, мне пора в путь, ей-богу, пора! Пастор Сэрдли будет ждать у кладбищенских ворот, а там на дороге у меня в повозке покойница.

– Не расстраивайся, Джозеф Пурграс! Ей-ей, пастор Сэрдли не прогневается. Он человек добрый. Сколько раз заставал меня в трактире, – а я немало потребил напитков за свою долгую и греховную жизнь, – но ведь он никогда не распекал меня за попойку. Садись.

Чем дольше сидел Джозеф Пурграс, тем меньше тревожила его мысль о возложенных на него обязанностях. Минуты неприметно скользили за минутами, и вот уже начали сгущаться вечерние тени; глаза наших собутыльников казались светящимися точками в темноте. Часы Коггена глухо пробили у него в кармане шесть раз.

В этот миг у входа в харчевню послышались торопливые шаги, дверь распахнулась, и появился Габриэль Оук в сопровождении трактирной служанки со свечой в руке. Он строго взглянул на физиономии гуляк, из которых одна была длинная, как дека скрипки, а две других – круглые, как сковородки, и все три – едва ли выразительнее означенных предметов. Джозеф Пурграс заморгал глазами и тихонько отодвинулся в тень.

– Честное слово, мне стыдно за вас! Какой позор, Джозеф, какой позор! – в негодовании воскликнул Габриэль. – Когген, вы еще называетесь мужчиной, а ведете себя по-свински!

Когген тупо уставился на Оука, причем то один, то другой глаз закрывался у него по своему почину, словно они были не частью его самого, а какими-то самостоятельными, живыми и сонливыми существами.

– Будет вам хорохориться, пастух! – проговорил Марк Кларк, укоризненно глядя на свечу, по-видимому обладавшую какими-то притягательными свойствами.

– Покойницу никто не обидит, – вдруг заговорил Когген, автоматически отчеканивая слова. – Для нее уж сделали все, что положено… Ее нету с нами, и на кой человеку разрываться и спешить ради безжизненного праха, ведь он ничегошеньки не чувствует, не видит и даже не знает, что с ним делают? Будь она в живых, я первый бы ей помог. Захоти она поесть либо выпить, я сразу же выложил бы денежки. Но она померла, и спеши не спеши, ее не оживишь: она ушла от нас, и нечего на нее попусту тратить время. На кой нам торопиться? Выпейте, пастух, и будем друзьями, ведь завтра с нами может приключиться то же, что и с ней!

– Очень даже может! – подхватил с пафосом Марк Кларк и тут же отхлебнул, спеша насладиться благами жизни, пока с ним еще не случилось упомянутое событие. А Джан выразил свои мысли о завтрашнем дне в следующей песне:

– Заткнитесь, Джан! – оборвал его Оук и обернулся к Пурграсу. – Что до вас, Джозеф, то вы ведете себя просто мерзко, хоть и корчите из себя святошу! Вы напились до чертиков и не держитесь на ногах!

– Ну нет, пастух Оук, нет! Выслушайте разумное слово, пастух. Все дело в том, что на меня напала хворь, что зовется двоящийся глаз, вот вы и видите вместо меня двоих, то бишь я вижу вместо вас двоих.

– Двоящийся глаз – скверная штука! – изрек Марк Кларк.

– Так всегда со мной случается, как засижусь в трактире, – со смиренным видом продолжал Джозеф Пурграс. – Да! Я вижу всякой твари по паре… как будто меня за святость Ной захватил с собой в ковчег… Д-д-д-да, – прибавил он, воображая себя отщепенцем и пуская слезу. – Видать, я слишком хорош для нынешней Англии, жить бы мне в Ветхом завете с другими праведниками, тогда никто не наз-з-зывал бы меня пьянчу-чугой!..