Трумен Капоте - Услышанные молитвы. Вспоминая Рождество

– Дружок!

– Что?

– Ты меня не слушаешь!

– Извини.

– Я говорю, в этом году нам понадобится пять индюшек. Когда я обсуждала это с дядюшкой Б., он сказал, что убить их должен ты. Убить и выпотрошить.

– Но почему ?!

– Говорит, мальчик должен знать, как это делается.

Забоем свиней и птицы у нас занимался дядюшка Б. Для меня всегда было мукой смотреть, как он закалывает борова или сворачивает шею курице. Мисс Соук разделяла мои чувства; мы оба не терпели насилия и, кроме мух, за всю жизнь никого пальцем не тронули. Словом, я был несколько ошарашен, когда она вот так непринужденно передала мне дядюшкино распоряжение.

– Не стану я этого делать.

Тут она улыбнулась.

– Конечно, не станешь. Я лучше попрошу Баббера или еще какого-нибудь негритенка, они за пятак все сделают. – Она вдруг перешла на заговорщицкий шепот. – Только пусть дядюшка Б. думает, будто это сделал ты. Он обрадуется и перестанет меня ругать.

– За что?

– За нашу с тобой неразлучную дружбу. Он говорит, тебе надо дружить со сверстниками. И это правда.

– Мне, кроме тебя, никто не нужен.

– Тише, Дружок. Тише. Ты такой славный, так добр ко мне – не знаю, что бы я без тебя делала. Давно бы превратилась в старую перечницу. Но мне ужасно хочется, чтобы ты был счастлив, Дружок. Чтобы ты был сильным, повидал мир и научился в нем жить. А для этого ты должен находить общий язык с забияками вроде Одда Гендерсона. Из них можно делать друзей.

– Еще чего! Таких друзей мне точно не надо!

– Пожалуйста, пригласи его к нам на День благодарения.

Конечно, мы с подругой иногда спорили по всяким мелочам, однако никогда не ссорились. Поначалу я даже не поверил, что она говорит всерьез, а не испытывает на мне очередную плоскую шуточку. Но потом сообразил, что к чему, и с потрясением понял: мы вот-вот рассоримся в пух и прах.

– Я думал, мы друзья .

– Так и есть. Друзья, притом самые настоящие.

– Другу такое и в голову бы не пришло! Одд Гендерсон меня ненавидит. Он мой враг .

– Не может он тебя ненавидеть. Он тебя не знает.

– Ну, так я его ненавижу.

– Потому что ты его не знаешь. Просто попробуй узнать его получше, я больше ни о чем не прошу. Тогда твои беды закончатся. Может, ты и прав, друзьями вам не стать. Но вряд ли он после этого будет над тобой издеваться.

– Ты не понимаешь! Ты вообще не знаешь, каково это – ненавидеть человека!

– Святая правда. Нам так мало дней отведено… Мне было бы ужасно стыдно перед Господом тратить время на всякую ерунду.

– Не буду я его звать. Он решит, что я спятил. И будет прав.

Дождь прекратился, и в кухне повисла тягостная тишина. Ясные глаза моей подруги разглядывали меня как игральную карту – она словно обдумывала следующий ход. Наконец мисс Соук тряхнула головой, скидывая со лба серебристую прядь, и вздохнула.

– Значит, я сама его приглашу. Завтра же. Надену шляпу и загляну к Молли Гендерсон.

Тут я понял, что моя подруга настроена решительно: не припомню, чтобы она хоть раз в жизни к кому-нибудь «заглядывала». Дело было в ее чрезмерной скромности – а ну как хозяева не обрадуются этому визиту?

– Вряд ли Гендерсоны празднуют День благодарения. И Молли будет приятно, если мы позовем Одда за стол. Конечно, дядюшка Б. никогда такого не разрешит, но вот было бы славно пригласить на праздник всю их семью!

От моего хохота проснулась Принцесса; замерев на секунду от удивления, мисс Соук тоже засмеялась. Щеки ее порозовели, глаза вспыхнули. Она поднялась, обняла меня и воскликнула:

– Ах, Дружок, я так и знала, что ты простишь меня и поймешь!

Она ошиблась. У моего веселья были другие причины. Две. Первая: я представил, как дядюшка Б. потчует индейкой грубиянов Гендерсонов. Вторая: до меня дошло, что поводов для тревоги попросту нет. Даже если мисс Соук пригласит Одда, а его мать примет приглашение, сам Одд ни за какие коврижки не явится на праздник.

Слишком уж он гордый. Взять, к примеру, молоко и сэндвичи, которые школа в годы депрессии предоставляла всем детям из неимущих семей. На Одда было страшно смотреть, так отощал с голодухи, но от этих подачек он всегда отказывался: уходил в какой-нибудь угол и грыз там арахис или большую сырую репу. Гордыня была свойственна всем Гендерсонам: они лучше украдут или выдерут золотой зуб у покойника, чем примут от кого подарок, ибо все, что попахивало благотворительностью, было для них оскорбительно. Одд бы наверняка разглядел в приглашении мисс Соук благотворительный жест или решил – причем вполне справедливо, – что это хитрая уловка, призванная его задобрить.