Дино Буццати - Татарская пустыня. Загадка старого леса

– Терпение мое вот-вот лопнет, – отрезал полковник. – Что за чушь вы несете.

– Кажется, я не сказал ничего нелепого, – повысил голос Бернарди. – Посягнуть на этот лес – вещь неслыханная, запомните.

Он пробормотал еще что-то и зашагал прочь, в глубь Старого Леса.

Глава комиссии, желая оправдать Бернарди, сказал, что тот действительно странноват, часто тревожится по пустякам, зато никто лучше него не знает лес, а если нужно вылечить какое-нибудь растение, тут уж он мастер, равных ему в этом деле не найти.

Полковник, видимо, разозлился не на шутку. В одиночку он пошел обратно к дому. Вдруг из чащи донесся чей-то голос: «Полковник! Полковник, подите-ка сюда, вы только взгляните!»

– Кто это зовет меня? – спросил Проколо начальника комиссии.

– Понятия не имею, – ответил тот, смутившись, – ни малейшего понятия.

– С наглецами, – сказал полковник, узнавший голос Бернарди, – с наглецами у меня разговор короткий. Так и передайте ему, если сочтете нужным.

И быстро направился к дому, а над лесом еще долго носилось эхо: «Полковник! Полковник!»

Это случилось то ли на следующий день после прихода лесной комиссии, то ли два дня спустя.

Поужинав, Проколо прогуливался на лужайке перед домом.

Уже почти стемнело, когда раздался крик сороки-сторожа.

Полковник спросил у Ветторе, кого это принесло в такой поздний час. Ветторе ответил, что не знает.

Прошло двадцать минут, никто не появлялся. Сорока прокричала снова.

– Если в первый раз птица и могла ошибиться, то дважды – ни за что, такого еще не случалось, – заметил Ветторе.

Полковник шагал взад-вперед по лужайке еще три четверти часа, однако никто так и не пришел. Наконец он решил укладываться спать и наказал Ветторе не смыкать глаз до утра.

В половине десятого он погасил свет, залез в постель и лег на живот, чтобы поскорее заснуть. Именно в тот момент сорока подала голос в третий раз. Но опять никто не пришел.

Птица-сторож кричала в половине одиннадцатого, в десять минут двенадцатого, потом ровно в полночь, без двадцати минут два, без пяти три и, наконец, в три часа сорок три минуты. Каждый раз полковник начинал ворочаться в кровати, ожидая чего-то и отгоняя сон прочь. Каждый раз он зажигал свет и смотрел на часы.

В три часа сорок девять минут, когда сорока в десятый раз сообщила о том, что к дому кто-то идет, полковник вскочил с постели, оделся, схватил заряженное ружье и направился к старой лиственнице.

Той ночью сияла почти полная луна – только-только она начала убывать.

Дойдя до опушки, полковник – хотя в лесу было светло – стал озираться по сторонам, пытаясь понять, не прошел ли он мимо лиственницы, на которой сидит сорока. Вдруг прямо у него над головой раздался хриплый голос.

Посмотрев вверх, Проколо увидел на самой макушке дерева своего сторожа. Он поднял ружье, прицелился и нажал на курок.

Растаяло эхо от прогремевшего выстрела, и слышны были только пронзительные крики раненой сороки, которая билась на ветке. Полковник прекрасно понимал, что все это не к добру. Скверный знак.

– Ты, похоже, совсем спятил. Что за глупые шутки? С какой стати ты мешаешь мне спать? Довольно! – разозлился Себастьяно Проколо. – Ты протрещал десять раз, а никто так и не пришел.

– Дуралей! – возмутилась сорока. – Ты подстрелил меня. Теперь ни за что не скажу, кого я видел сегодня ночью, так и знай.

– Готов побиться об заклад, что никого ты не видел, – сказал полковник. – Ведь ты всполошился, даже когда мимо прошел я, хотя я спускался, а не поднимался к дому.

– Просто я задремал и заметил тебя уже тут, под деревом, и поначалу не признал. Подумал: вдруг это идут из долины?.. Уж и один-единственный раз нельзя ошибиться!

С трудом удерживая равновесие, сорока перепрыгивала с ветки на ветку, пока не спустилась ниже. Ослабев от полученной раны, она опиралась на крылья и старалась не подавать виду, что ей больно.

Настала тишина. Потом у подножия дерева послышался мерный, дробный стук. Полковник догадался, что это капает кровь.

– Кто проходил здесь? О ком ты предупреждал? – спросил Себастьяно Проколо.

– Этого я тебе не скажу, – ответила сорока. – Даже не проси.

И снова тишина. Только стук капель крови по стволу.

– Наверно, рана пустяковая, – сказал полковник.

– Да какая разница. И вообще это не твое дело. Я и так хотел убраться восвояси из этих злосчастных мест. Вот наивный: думал, что меня отблагодарят за преданную службу. Но теперь я сыт по горло, мне здесь опостылело. Тут все одряхлело, все на ладан дышит, того и гляди превратится в труху. Морро умер. Да и ты уже не мальчик, дорогой мой полковник.