Фридрих фон Гаклендер: Европейские негры

На другой день у военного министра, графа Форбаха, был назначен обед, по случаю обручения сына его с фрейлиною фон-Сальм. Родственник невесты, майор, сидел поутру у жениха, толкуя о приготовлениях к свадьбе.

В комнату вошел Йозеф, лакей молодого Форбаха, и остановился, как-бы желая заговорить.

– Ты хочешь, кажется, что-то сказать, Йозеф, ласково спросил Форбах: – да, тебе нужно оправдаться. Куда пропадал ты вчерашний вечер?

– Простите меня, ваше сиятельство. Я провожал барона Бранда, моего прежнего господина и благодетеля, дрожащим голосом отвечал слуга.

– Знаю, знаю. Что ж такое с ним? У него была дуэль? Чем она кончилась?

– Он велел мне вчера в девять часов вечера быть с коляскою у заставы. В половине десятого он приехал в экипаже герцога Альфреда на то место, где я ждал его; он пересел в мой экипаж, и мы поскакали в Кёнигсгофен.

– В Кёнигсгофен? Ну, да, это самое удобное место для дуэли, проговорил Форбах.

– Там ночевали мы; барон встал на рассвете, велел мне взять ящик с пистолетами, и мы пошли в рощу. Мы прошли несколько сот шагов. Он взял у меня ящик и велел мне ждать его на том месте, а сам пошел дальше, сказав, что он будет стреляться с г. Данквартом, который должен привести с собою секундантов и доктора. С четверть часа все было тихо в лесу. Вдруг раздался выстрел, и тотчас же вслед за ним другой. Я бросился в ту сторону. Мой господин лежал мертвый. Пуля прошла ему в самое сердце…

– Куда ж исчезли противник и секунданты? спросил Форбах.

– Я не знаю.

– Это странно! В-самом ли деле правда, что он убит на дуэли? Как ты думаешь, Йозеф?

– Что бы я ни думал, ваше сиятельство, я буду говорить всем и каждому, что он убит на дуэли. Значит, он хотел, чтоб так говорили, если сказал, что идет стреляться с г. Данквартом.

– Да, это была воля умирающего, и мы должны уважить ее, сказал, задумавшись, Форбах.

– Тем более, что дуэль совершенно-правдоподобна, прибавил майор. – Данкварт человек смешной, но самолюбивый. Он был сильно раздражен карикатурами, которые Бранд в последние дни показывал всем своим знакомым, и мог вызвать его на дуэль.

– Я привез тело в город, продолжал Йозеф: – оно лежит в его доме.

Весть о смерти Бранда быстро разнеслась по городу, и никто не сомневался, что он убит на дуэли. Данкварт сначала говорил, что это неправда, что несправедливо обвиняют его в смерти молодого человека; но скоро он понял, как может возвысить его подобное обвинение, и перестал оправдываться. Таким образом он прослыл человеком храбрым, и с той поры никто не смел уже подсмеиваться над его странностями.

И в доме Эриксенов скоро праздновалось обручение. Гордость и тонкое чувство приличий г-жи Эриксен были сокрушены неприятностями между зятем её и дочерью, между сыном и невесткою. Поссорившиеся супруги примирились, но г-жа Эриксен не могла без ужаса вспомнить о том, какими скандалами угрожали репутации её семейства эти ссоры. И она стала думать, что вернейшее средство сохранить семейную тишину – не мелочное соблюдение приличий, а взаимная любовь мужа и жены. Когда Артур, подозревая Клару, сказал ей, что перестал думать о танцовщице, она была смягчена этою неожиданною уступкою, которую приписывала сыновнему повиновению, не зная истинной причины её. Видя потом Артура постоянно-печальным и бледным, она стала жалеть о нем. Брат Артура, отдавший своего приемыша на воспитание Штайгерам, и убедившийся в том, что это семейство честное и почтенное, неутомимо действовал у матери в пользу своего брата. Сестра Артура присоединила к этому свои просьбы, и когда Артур, убедившись в неосновательности своих сомнений, начал просить у матери согласия на брак, суровость её правил поколебалась, но не более, как поколебалась; решительный удар был нанесен только тем, что молодой Форбах, присоединив свои советы к просьбам детей, решительно сказал, что не находит ни малейшего нарушения светских приличий в женитьбе Артура на фрейлейн Штайгер, привел в подтверждение несколько примеров, заимствованных из преданий аристократического общества и наконец прибавил, что он и жена его за честь и удовольствие себе поставят быть в знакомстве с Артуром и его женою, если эта жена будет Клара. Против этой блестящей перспективы – войти в близкое знакомство с аристократиею, г-жа Эриксен не могла устоять, выразила свое полнейшее согласие и благословила Артура и Клару.

Обе свадьбы были в один день, и молодые супруги отправились путешествовать – светский обычай, исполнение которого со стороны Артура очень польстило самолюбию г-жи Эриксен. Форбах с женою поехали в Париж, Артур и Клара – в Италию, куда уже давно порывался молодой художник.