«Я уехал из Англии, разменяв наскоро свои билеты. Из Парижа я писал в Палермо к родственникам бедной моей матери, но мне отвечали, что о ней нет никаких слухов. У меня не оставалось надежды отыскать ее или сестру. Это приводило меня в такое отчаяние, что я иногда думал о самоубийстве; но я отвергал это желание, как слабость. Я решился бороться с судьбою, жить гордо и независимо, на перекор ей. При моем богатстве легко было войти в круг лучшего общества; но я также, по старой привычке, любил сближаться с простолюдинами, и у меня были друзья во всех классах парижского населения. Я находил свое наслаждение в том, чтоб держать в руках нити тысячи интриг, управлять судьбою людей, неведомо для них, все знать и всеми властвовать.
– И вы до сих пор продолжаете эту страшную для вас игру? с ужасом спросил Бейль.
– Да; но будьте покойны: я вас не введу в опасность. Этот дом останется всегда чист, как душа дитяти, вверенного вашему надзору.
– Не за себя, а за вас я боюсь, сказал Бейль.
– Я знаю, что когда-нибудь это кончится дурно, но привычка сильна. Сначала мне казалось, что я могу так же легко оставить эту жизнь, как легко менял блузу на фрак. С этим намерением я оставил Париж и уехал в Германию; но, я скоро увидел, что не могу отказаться от своей роли – невидимого властелина над участью многих. Вы мне поверите, если я скажу, что никогда не извлекал ни малейшей выгоды для себя из этого положения. У меня независимое ни от кого богатство, источник которого вы знаете. Однако ж, возвратимся к моим приключениям. Однажды, когда я был проездом в Вецларе, я услышал историю, корая возмутила меня. Говорили, что мать продала свою дочь. Я решился избавить эту несчастную. В таких случаях я не ищу предлога для своих визитов. Я прямо вошел в указанную мне квартиру и застал бедную девушку одну; старухи не было дома. Боже мой! эта девушка была моя сестра! Но мне слишком-тяжелы воспоминания об этом ужасном деле; скажу вам коротко, что сестра моя была возвращена лордом Бемолем матери, но матушка, скоро умерла от нужды. Тогда малютка попалась в руки гнусной женщины, которая выростила ее, чтоб пользоваться её красотою, присвоив себе имя матери. Нет надобности говорить, была ли наказана эта женщина. Я должен был скрыть от света на несколько месяцев несчастную сестру. Ребенок, который поручен вам, сын её. О! для меня было бы легче найти сестру в могиле, нежели в руках этой женщины. Но я любил мою Люси, и она была достойна этой безграничной привязанности. её кротость, её ум, её красота заслуживают величайшей любви. Через год я повез ее в Сицилию, и оттуда начал процес против старого лорда Кембля. Мне удалось доказать законность брака матушки; моей сестре было возвращено имя нашего отца. Я хлопотал только для неё, не упоминая о своих правах: я думал, что мое прошедшее может когда-нибудь обнаружиться, и потому решился не называть себя перед светом её братом, чтоб не связывать её судьбы с моею неверною участью. Половину своего состояния отдал я ей. Она вышла замуж и живет здесь. Теперь вы все знаете. Простите ж, мой друг. Я слишком взволнован, мне нужно отдохнуть. О, как легко на душе, когда имеешь человека, которому можно поверять свои заботы, свои опасения!»
Доктор Эдуард Эриксен, старший брат Артура, уныло смотрел на своих маленьких детей, игравших с третьим, двухлетним малюткою. Он думал о неприятной сцене, которую вчера имел с женою. Возвращаясь домой с визитов, Эдуард был поражен сильным горелым запахом, наполнявшим комнаты; он бросился в детскую, и нашел там няньку своих детей, по обыкновению, занятою сплетнями с горничною его жены; детей не было.
– Что такое случилось у вас? Отчего такой дым в комнатах?
– Я не знаю, недовольным тоном отвечала нянька.
– Где дети?
– Играют, должно-быть, на кухне.
Он велел привесть детей, и испугался, увидев, что у его сына опалены волосы. На расспросы отца, малютка отвечал, что он играл у печи и платье на нем вспыхнуло, так-что ребенок едва не сгорел. Эдуард пошел в комнату жены; она спокойно сидела в креслах, зевая и пересматривая модные картинки.
– Ты не знаешь, что делается с детьми? сказал муж взволнованным голосом.
– Ничего особенного.
– Они едва не сгорели.
– Нянька мне сказывала. Но ты вечно преувеличиваешь всякие пустяки.
Эдуард начал упрекать жену за беспечность о детях. С нею сделалась истерика. – Ныньче, воротившись домой после визитов, Эдуард уж не застал жены дома – «Она уехала к своей матушке», отвечала ему горничная. Эдуард предположил, что это следствие вчерашней сцены и думал о своих неприятностях.
Читать дальше