Фридрих фон Гаклендер - Европейские негры

– Нечего искать: оно, вероятно, из числа тех, которые вы, как говорите, оставляете у себя дома, насмешливо отвечал конторщик.

– Может-быть, может-быть, поспешно отвечал книгопродавец, чтоб не услышать чего-нибудь еще более-неприятного: – верно, я забыл его дома. Да все-равно, уверяю вас, гульден и двенадцать крейцеров за лист…

– Это невозможно! отвечал Штайгер, покачав головою.

– Во всяком случае, я не могу никак давать вперед денег за издание, которое приносит мне так мало выгоды.

Конторщик нахмурил брови и важным тоном сказал: – послушайте, господин Штайгер, вы просите вперед денег действительно вовсе нерезонно. Вы хотите на них купить хлеба, чтоб ваши дети не голодали, быть-может, даже несколько полен дров, чтоб они и не мерзли. Но г. Блаффер не должен давать вам этой ничтожной суммы, потому что вы переводите роман, в котором описываются страдания американских негров – описывается голод, нищета и мучения всякого рода. Вам трудно будет выдержать истинный тон в переводе, сохранить, так-сказать, букет подлинника, если вы не прочувствуете сами всего, что описывается в этом романе, потому и нельзя вам брать денег. Поголодайте, похолодайте, прислушайтесь к плачу детей – и перевод ваш много выиграет в букете колорита и верности тона, как я уж сказал.

С этими словами он захлопнул свою книгу, встал с табурета, так-что он полетел в другой угол, и вышел из конторы, мимоходом яростно покрутив перед зеркалом свои большие черные усы.

Книгопродавец был ошеломлен и взбешен. Но началу речи ему было показалось, будто Бейль хочет в-самом-деле урезонить переводчика, и он даже одобрительно закивал головою; но конец совершенно озадачил его, и руки его судорожно сжимались в кулаки. Он готов был растерзать конторщика; но мужественно удержался и только с глубоким вздохом пожал плечами. Робкий Штайгер все время, потупив глаза, не знал, что ему делать, хотя в душе твердил: «О, какая правда! правда, правда!» и пятился к двери, которая вдруг отворилась так быстро, что бедный старик едва успел посторониться.

В контору вошел молодой человек, уже знакомый читателю под именем Артура. Не успел он снять шляпы, как Блаффер бросился к нему на встречу с лживостью и любезностью кота, выманивающего подачку. «Ах, это вы, господин Эриксен! Как вы пунктуальны! Вы меня чрезвычайно одолжили. Сделайте милость, вот стул…»

Артур осмотрелся, и заметив незнакомого человека, взглянул на хозяина, который увидел необходимость познакомить их друг с другом. – Это господин Штайгер, один из моих переводчиков; г. Штайгер, рекомендую вам г. Артура Эриксена, одного из даровитейших наших художников. Германская живопись многого надеется от его таланта.

Эриксен несколько покраснел и бросил недовольный взгляд на книгопродавца, чтоб показать, будто-бы его привели в краску незаслуженные похвалы и скрыть настоящую причину; он давно знал в лицо отца Клары и рассчитывал познакомиться с ним у Блаффера.

– Мне очень-приятно будет с вами познакомиться, сказал он, протягивая руку старику: – вы, кажется, собирались уйти, прибавил он, потому что Штайгер действительно пробирался уже к двери: – но будьте так добры, останьтесь с нами: ваши советы будут нужны при нашем разговоре с г. Блаффером.

Старик был удивлен любезностью человека, который, судя по платью и манерам, принадлежал к высшему обществу. Книгопродавец пожал плечами и предложил Эриксену стул. Живописец, видя, что в комнате только два стула и Штайгер продолжает стоять у дверей, резко сказал мальчику: «Подай господину стул, или ты не понимаешь?»

Книгопродавец покорчился, но в ту же минуту стул был принесен из соседней комнаты. Конторщик воротился, услышав голос Эриксена, и в первый раз в-течение дня улыбнулся, кланяясь ему.

– Г. Эриксен пригласил вас, Штайгер, остаться при нашем разговоре; послушайте же, в чем дело, сказал Блаффер, когда все сели: – г. Эриксен так добр, что соглашается украсить своими превосходными рисунками ваш перевод. Как вы думаете: делать нам по рисунку к каждому ливрезону, или давать по одному рисунку к двум выпускам? Что вы скажете, Штайгер?

– Если сделать по рисунку на каждый лнврезон, это будет стоить довольно-дорого, робко заметил старик.

– За издержками г. Блаффер не остановится, лишь бы вышло хорошо, сказал Артур: – притом же, я даю ему рисунки почти задаром. Он меня просил, а мне самому хотелось испытать себя в этом роде.

– Для вас это дешево, а для меня большие деньги при нынешних обстоятельствах, сказал Блаффер: – но точно, за деньгами я не стою. Итак при каждом ливрезоне будет по рисунку?