Арне Гарборг - Усталые люди

В сущности это, конечно, благороднее.

Но она сейчас-же спугнула всю мою растроганность.

– А там, за дверями, – заговорила она, – сидит богатая фрю Гартман, столько денег тратящая на белила, румяна, пудру и духи, что их за глаза хватило-бы такому несчастному существу на жизнь и на то, чтобы поднять на ноги своего ребенка и… вот таких следовало-бы вешать.

Последнее слово вырвалось у неё с каким-то шипением; это было шипение простолюдина, полное ненависти, бессмысленное. Подобные вещи производят впечатление ужасной неблаговоспитанности.

Я сдержал свою досаду и сказал:

– Всего хуже то, что обе они, как фрю Гартман, так и нищая, в одно и то-же время и правы, и неправы. Весьма возможно, что их, как представительниц известного принципа, обеих следует повесить; во всяком случае, это было-бы всего лучше для них обеих. Но личная точка зрения делает то, что обе они гуляют на свободе. Я тоже в значительной степени соболезную голодным, но во всяком случае, в конце-концов, приходишь к выводу, что всего хуже живется все-таки не им.

– Так кому-же приходится в жизни всего хуже? – спросила она с горечью.

– Тем, кому, по-видимому, всего лучше, – отвечал я. – У них всего меньше иллюзий.

– Пх! – если не ошибаюсь, послышалось мне.

Я продолжал:

– Каждый человек в состоянии терпеть известное количество страдания; раз страдание перешагнуло за эту степень, данное лицо бросается в реку, в Аккер. Это ничего не стоит; доступ туда открыт каждому. Из этого можно вывести такое заключение: пока известный индивидуум не бросился в Аккер, степень переживаемого им страдания не перешла еще за границу выносимого (послышалось сомнительное «гм?»). Да, и вывод этот довольно-таки основателен. Но теперь дело в том, что, относительно говоря, очень мало голодного люда бросается в реку Аккер. Из этого я заключаю, что бывает страдание худшее, чем голод, еще того более невыносимое, еще того более безнадежное. В конце-концов, неправильно измерять страдание этих париев на наш собственный аршин. Они переживают совсем не то, что пришлось-бы переживать нам, очутившись в подобных-же условиях. Человек – существо эластичное, и привыкает ко всему.

– Только не к тому, чтобы голодать.

– О, да, до известной степени также и к этому.

– А вы пробовали сами?

– Разумеется, нет.

– Ну, в таком случае вам не следовало-бы говорить с такой уверенностью.

– Я сужу, основываясь на статистике Аккера.

– Может быть, голодные и не часто бросаются в Аккер, но это, вероятно, происходит вследствие того, что они все равно умирают и так. Я прочла в одной из газет, что на тысячу умирает втрое или вчетверо больше бедняков, чем людей состоятельных.

Я (пожимая плечами):

– Каждому все равно придется рано или поздно умереть. Да и нет никакой особенной выгоды в том, чтобы жить.

– Да, но в таком случае, кажется мне, лучше было-бы их просто поскорее убивать.

– Пх!.. – пожатие плечами.

Пауза.

Если-бы только мог я понять… Конечно, она вовсе не имеет в виду выйти за меня замуж; это я вывожу, как из различных её выражений, так и из самого её поведения. Разумеется, если-бы только думала она о чем-нибудь подобном, она держала-бы себя совершенно иначе, с гораздо большею сдержанностью; это вещь самая простая, – прямо зависит от прирожденного женского такта. Кроме того, в 24 года девушка, конечно, знает, что образованный человек не женится на девушке, которая при появлении своем, – перед ним-ли, перед другими-ли, – внушает хоть тень сомнения.

Итак, следовательно, только «для того, чтобы рассеять скуку?»

Пустить к черту свое доброе имя, свою будущность, все, что только есть самого серьезного и святого для женщины… и только для того, чтобы рассеять «скуку» нескольких вечеров? Прилично-ли допускать это, если только есть возможность заподозрить что-нибудь подобное?

А ну, как за всем этим все-таки кроется влюбленность?

Вот-то было-бы мило, да! Нарушить сердечный покой женщины, не имея на это ни тени какой-бы то ни было причины или основания; сделать ее несчастной может быть на всю жизнь, не желая, да и не будучи в состоянии ничего дать ей взамен, ни даже воспоминания, которым могла-бы она жить… поистине великолепно.

Ха, ха! Эх ты, блаженный дуралей! неужели опять принимаешься ты за старое? Она может оказаться «несчастной»? Уж не счастлива-ли она теперь? Неужели лучше умирать от скуки, чем умирать от горя? Понятие «нравственнаго» почти всегда совпадает с понятием «малодушнаго». Я «не хочу сделать ее несчастной», т. е. я знаю, что она, во всяком случае, будет несчастна, но «не хочу брать на себя никакой ответственности»: не хочу никакого неудобства для собственной своей особы. Молодая девушка должна погибнуть; так пусть ее погибает от скуки, – в этом я, во всяком случае, ни при чем!