Бетти Смит - Дерево растёт в Бруклине

– Неужели таким образом можно накопить?

– Клянусь Божьей Матерью, да.

– Тогда почему же ты сама не накопила и не купила землю?

– Я накопила. Как только мы приплыли сюда, я завела банку. Через десять лет я скопила пятьдесят долларов. Я взяла эти деньги и пошла к соседу, про него говорили, что он справедливо обходится с людьми, которые покупают землю. Он показал мне прекрасный участок и сказал по-немецки «отличная земля», взял деньги и дал какую-то бумагу. Читать-то я не умею. Вдруг вижу – на моей земле люди строят дом. Я показала им свою бумагу. Они посмеялись надо мной, но в глазах у них была жалость. Оказалось, что тот человек не продавал землю. Он занимался – как это у вас по-английски называется – машинациями.

– Махинациями.

– Вот-вот. Неучи из Старого Света вроде меня часто попадают в ловушки, потому что мы не умеем читать. Но у тебя есть образование. Первым делом ты прочитай бумагу, которую тебе дадут. Только потом плати.

– И ты больше ничего не скопила?

– Скопила. Еще раз. Во второй раз было труднее, потому что семья выросла. Я скопила, но когда мы переезжали на другую квартиру, твой отец нашел банку и забрал деньги. Землю покупать не захотел. Он всегда был до птиц охочий, поэтому купил на все деньги петуха с курами и цыплят и посадил их на заднем дворе.

– Кажется, я даже помню этих цыплят, – сказала Кэти. – Давно это было.

– Он сказал, будем продавать яйца соседям и заработаем много денег. Мечты, мечты наши! В первую ночь через забор перелезло голодных котов штук двадцать, они сожрали много цыплят. Еще больше на другую ночь выкрали итальянцы. На третий день пришел полицейский и сказал, что закон запрещает в Бруклине разводить кур во дворе. Пришлось заплатить ему пять долларов, чтобы не сажал твоего отца под арест. Осталось несколько цыплят, твой отец продал их и купил канареек, их держать закон не запрещает. Так пропали все мои сбережения во второй раз. Но я коплю снова. И может, когда-нибудь… – она помолчала, потом поднялась и накинула платок.

– Темнеет. Скоро твой отец вернется с работы. Да хранит Пречистая Дева Мария тебя и твое дитя.

Сисси пришла сразу после работы. Не тратила время даже на то, чтобы стряхнуть серую резиновую пыль с волос. Новорожденная привела ее в совершенный восторг, Сисси твердила, что это самый прекрасный младенец на свете. Джонни посматривал на Сисси скептически. На его взгляд, ребенок был синий и сморщенный, Джонни опасался, что с ним что-нибудь не так. Сисси искупала младенца (в первый день его полагается купать двенадцать раз). Она сбегала в лавку деликатесов и уговорила хозяина открыть ей кредит до субботы, когда будет зарплата. Набрала разных вкусностей на два доллара: ломтиков языка, копченого лосося, кусочек копченого осетра сливочного цвета, хрустящих хлебцев. Купила мешок угля и развела жаркий огонь. Отнесла Кэти ужин на подносе, а они с Джонни сидели на кухне и ужинали вдвоем. В доме пахло теплом, вкусной едой, детской присыпкой и еще карамелью от ароматического диска, который Сисси носила на шее в серебристом филигранном медальоне в форме сердечка. Джонни смотрел, как Сисси курит после ужина. Он размышлял, какими соображениями люди руководствуются, когда дают своим ближним определения «хороший» или «плохой». Вот хотя бы Сисси. Она плохая. Но очень хорошая. Плохая, потому что меняет мужчин. Но хорошая, потому что там, где она появляется, жизнь оживает, наполняется добротой и радостью, приобретает запах и вкус. Джонни хотелось, чтобы его дочь была немного похожа на Сисси.

Когда Сисси объявила, что останется на ночь, Кэти разволновалась и сказала, что у них только одна кровать и на ней спит она с Джонни. Сисси объявила, что не прочь переспать с Джонни, если он подарит ей такого же прекрасного ребенка, как Фрэнси. Кэти нахмурилась. Конечно, она понимала, что Сисси шутит. Но была в ее шутке доля правды. И Кэти начала отчитывать Сисси. Джонни положил конец этой сцене, сказав, что уходит – ему нужно в школу.

Он не посмел признаться Кэти, что потерял работу. Вместо школы пошел на поиски своего брата Джорджи, он работал тем вечером. К счастью, потребовался еще один человек, чтобы обслуживать столики и петь в перерывах. Джонни отработал вечер, ему пообещали, что на следующей неделе он тоже понадобится. Так он снова стал поющим официантом и с тех пор никогда ничем другим не занимался.

Сисси нырнула в постель к Кэти, и они проболтали почти всю ночь. Кэти поделилась своей тревогой за Джонни и своим страхом перед будущим. Они обсудили Марию Ромли и то, какой хорошей матерью она была для Эви, Сисси и Кэти. Коснулись и отца, Томаса Ромли. Сисси сказала, что он старый мерзавец, а Кэти ответила, что надо быть уважительней к нему. «Вот еще, глупости!» – возразила Сисси, и Кэти рассмеялась.