Гор Видал - 1876

Взрывные звуки, которыми она произнесла слово «страсть», швырнули меня в объятия барона Якоби; он взял мои руки в свои и воскликнул:

— Подумать только, мистер Скайлер, скоро я буду звать вас «папочка»!

Лукреция Гарфилд сочла эту шутку безвкусной. Однако мы с Эммой остались довольны. Нечего и говорить: заметку Фэй прочитали все.

Эмма сохраняет невозмутимое спокойствие.

— Вот уж не мечтала, что месть миссис Фэйет Снед окажется столь очаровательной и лестной для меня, — сказала она барону.

Я оставил Эмму на попечение Якоби и подошел к английскому посланнику сэру Эдварду Торнтону и его супруге, парочке, какие в изрядных количествах плодит британское министерство иностранных дел. Был также и Зах Чендлер; когда мы пожимали друг другу руки, Гарфилда позвали встретить новых гостей, тоже застигнутых грозой, которая по-прежнему завывала и гремела за стенами дома.

— Сэр, как вам понравился сегодняшний ответ Блейна?

— Увы, не слышал. Мне в это время удаляли зуб. — Я поднес к губам платок, который сегодня постоянно сжимаю в руке. — Ответ? — Анестезирующий газ затормозил мои реакции; весь этот грозовой день и вечер всплывают, точно сон, в моей памяти. — Вы хотите сказать, что он отвечал мне?

— О сэр, не будьте так скромны. Вы вызвали настоящее смятение. — Чендлер улыбнулся; у него крупное серое лицо, изборожденное морщинами, с акульим ртом и безжизненными глазами. Вот уж не скажу, что министр внутренних дел мне симпатичен.

— По крайней мере наши друзья Белнэпы хоть на время исчезли с первых газетных полос.

Чендлер кивнул.

— Небольшое, но все же утешение. Мы это ценим.

— Импичмент продолжается?

— Поскольку демократы контролируют палату представителей, импичмента не избежать. Конечно, все это незаконно. Как можно отстранить от должности и предать суду члена кабинета, который уже не является членом кабинета?

Я ничего не добавил к этому тонкому конституционному спору, поскольку с очередным порывом ветра и раскатом грома в комнату, подобно дьяволу, ворвался Джеймс Г. Блейн и замер в дверях. Гарфилд мгновенно заключил его в свои специфические объятия; потянув Блейна куда-то вбок, он совершенно закрыл собою миссис Блейн.

Раздались аплодисменты; аплодировали все, кроме иностранцев — и меня. Великий человек медленно шествовал по гостиной, торжествующе улыбаясь, принимая поздравления, пока не подошел ко мне; тогда улыбка его стала веселой и заговорщической.

— Мистер Скайлер, теперь вы знаете, что сегодня утром я говорил исключительно для вас. Да, сэр, я обращался прямо к вам. В тот момент, когда я увидел вас на галерее для прессы, я сказал себе: если мне не удастся убедить Скайлера, который сидит там и скептически смотрит на меня, то мне лучше бросить политику и вернуться в Кеннебек. Поэтому… — он сделал драматическую паузу, — каков будет ваш приговор? Откройте мне всю правду, какой бы страшной она ни была!

— Страшная правда, сэр, состоит в том, что я был не на галерее, а у дантиста.

— Так это были не вы ? — Пойманный на своей великолепной лжи, Блейн отреагировал не менее великолепно: — Значит, я от всей души обращался к вашему двойнику, поддельному Чарлзу Скермерхорну Скайлеру!

— Но все рассказывают мне, что ваша речь была из чистого, отнюдь не фальшивого золота!

Впервые Блейн взглянул на меня с неподдельным интересом; вполне очевидно, что этот спектакль — пусть не вполне правдоподобный — доставляет ему удовольствие и ему приятно сознавать, что его игра оценена. Вполне вероятно, именно Блейн и есть тот человек, который нужен стране (и которого она заслуживает?). Во всяком случае, по положению на сегодняшний день, похоже, именно его страна и получит — хотя бы в качестве республиканского кандидата в президенты.

Гарфилд пребывает в эйфории. Он отвел меня в сторону и, обратив ко мне свои прекрасные голубые глаза, тихо произнес:

— Вы нас спасли.

— Вы преувеличиваете, генерал. — Я испытывал некоторую неловкость и не хотел, чтобы кто-нибудь еще услышал этот незаслуженный и опасный (для меня) комплимент.

— Нисколько. Ваша статья была отменно сбалансирована. Вы обнародовали обвинения, о которых ходит столько слухов, и Блейн сумел ответить своим врагам и оправдаться.

— Сумел ли? — Я был раздражен и потому упрям. Те, кто используют других, не любят, когда используют их самих.

— Все довольны. Твердолобые, вероятно, не убеждены, однако мне сейчас сказали, что «Нейшн» собирается поддержать Блейна — и все только из-за его сегодняшней речи. — Видимо, Гарфилд полагал, что упоминание этого журнала произведет на меня должное впечатление, однако даже серьезный и интеллигентнейший «Нейшн» способен время от времени ошибаться.