Наринэ Абгарян - Всё о Манюне (сборник)

– Пойдем.

Пирожков поесть нам не удалось. По кухне, как ошпаренная, металась Ба. Стол был завален свертками с едой. Ба в спешном порядке нарезала хлеб, раскладывала по мискам сыр, соленья и овощи.

– Миша, – выдохнула она, – позвонил Юра, сказал, что едем на ттта ттт– лыки. Я не знаю, почему такая спешка, но он таки умолял поторапливаться. Хорошо, что я успела пирожки дожарить, а то к нашему возвращению тесто бы прокисло. Да! Юра просил взять шампуры и… – Ба выпучилась. – Забыла, что еще просил взять. Наринка, набери домой, узнай, что отцу еще было нужно.

Я побежала вызванивать папу.

– Але? Мам? А что еще папе нужно было, кроме шампуров?

– Ян Амос Коменскиииий! – позвала мама. – Что еще, кроме шампуров, ты у Миши просил?

– Нарды. Скажи, чтобы нарды взял!

– Папа, а сиводни воскрысенье или узе рано? – долетел до меня голос Гаянэ.

– Доконала-таки, – удовлетворенно хмыкнула я и положила трубку. – Дядьми-иш, нарды, папа просил нарды взять!

Однажды прекрасным июньским утром мы сидели в беседке нашего двора и наводили марафет. Мы – это Маринка из тридцать восьмой, Манюня и мы с Каринкой. То есть мы с Манюней и Маринкой наводили марафет, а сестра мастерила рогатку. Маникюр и прочие девчачьи забавы она не особо жаловала, поэтому периодически косилась на нас и выдавала презрительное «пф!».

Двор пустовал: детей на летние каникулы разобрали бабушки, а Рубик вообще уехал в Кисловодск. «Небось нервы лечить», – подумала я, покосившись на сестру.

Каринка откровенно скучала. Терзать было некого. Она стоически терпела наш щебет «ни о чем» и, чтобы не терять навыки, периодически задирала то меня, то Маньку. Мы великодушно ее прощали, потому что понимали – Каринка в печали.

– Через неделю поедем в лагерь, и ты сразу придешь в себя. Детей там много, будет кого мучить, – утешала ее Манюня.

Сестра основательно готовилась к поездке. Сегодня она мастерила третью по счету рогатку. Две другие уже лежали на дне нашего чемодана, для отвода глаз завернутые в папины старые семейники.

– Этой рогаткой я буду брать на мушку вожатых, – сопела сестра, обматывая рукоятку медицинским пластырем, сворованным в домашней аптечке.

Пока Каринка строила апокалипсические планы насчет своего досуга в лагере, мы, по очереди заглядывая в осколок раздобытого на помойке зеркала, наводили марафет. Сначала густым слоем размазали по лицу Сонечкину присыпку, потом нанесли на веки серебрянку, которую своровали из мешков, наваленных в тамбуре четвертого подъезда. Рабочие добавляли ее в какую-то смесь и закрашивали батареи в подъезде. Баратеи намертво схватывались металлическим сиянием и несколько недель отчаянно смердели на все четыре стороны. Сами понимаете, пройти мимо такой красоты мы не могли, поэтому воровато отсыпали несколько горстей в оперативно подставленный Маринкин подол. И теперь интригующе отсвечивали в пространство сероватыми веками и бровями.

Потом Манька жестом фокусника достала из кармана кулечек из фольги.

– Видали? – повертела она у нас перед носом.

– А что это? – затрепетали мы.

– Вот! – Она торжественно развернула кулек. Мы уставились на какой-то небольшой коричневый брусочек.

– Это помада? – Не поверили глазам своим.

– А то! Я бы розовую взяла, но ее совсем мало осталось. Зато коричневая новая, у нее ого-го какая длинная эта… ну, эта штуковина, которая выдвигается, когда крутишь тюбик. Помада, в общем. Я отрезала ножом кусочек и завернула в фольгу. Ба ни за что не заметит.

– Какая ты молодец! – обрадовались мы.

Манька довольно засопела.

– Смотрите, как надо правильно ее наносить. – Она собрала губы в бантик, намазюкала их помадой, потом повела губами туда-сюда и несколько раз сказала «па-па», издавая звук вылетающей из бутылки пробки.

– Ооооо, – затрепетали мы.

– Это я специально за Ба подглядывала. Она сначала накрасит губы, потом глядит на свое отражение в зеркале и говорит – «шарман».

– А что такое «шарман»?

– Не знаю, но что-то хорошее, потому что когда она так говорит, то улыбается.

– Может, она говорит не «шарман», а «шаман»? – предположила Каринка.

– Нет, я слушала очень внимательно, она говорит «шагхгхгхман», – забулькала Манька, отчаянно грассируя на «р».