Василий Клепов - Мы с Севой в лесу

Сразу за нашим домом начинался огород, а за ним, на лугу, было небольшое мелкое озеро. Туда мы носили наших питомцев в корзинке, и они целый день ныряли и плескались в воде.

Утята росли быстро и уже к середине лета стали походить на взрослых уток. Как мы их различали, я теперь уже не помню, но только каждому мы дали имя. Был тут и Тюлень, и Стрекоза, и Гаврик, а одного маленького заморыша, которому нечаянно перешибли дверью лапку и крылышко, мы назвали Кузнецом. А назвали его так потому, что кузнец в нашем селе был без ноги и ходил на деревяшке, и наш утёнок очень на него походил.

Утята так привыкли к нам, что стали совсем как домашние. Утром мы выгоняли их со двора, и они бежали гуськом по дорожке через огород к озеру. Вечером мы шли за ними, и как только они замечали нас, так сразу выходили из воды и так же вереницей топали впереди нас домой. Только Кузнеца приходилось носить на руках, потому что косолапому было трудно поспевать на своей культяпке за товарищами.

И вот как-то заигрались мы с Севой на улице и забыли про своих уток. Вспомнили о них, когда стало уже совсем темно. Прибежали домой, а утки пришли сами, и только Кузнеца не было.

Отправились мы в темноте на розыски. Вышли в огород, смотрим, а хромой сам ковыляет по дорожке домой.

С этого дня мы полюбили Кузнеца больше всех.

Между тем, у наших питомцев уже отрасли крылья. Однажды они не захотели идти на озеро пешком, а поднялись в воздух. Один Кузнец остался на земле и беспомощно хлопал единственным здоровым крылом.

Мы уже думали, что больше и не увидим своих уток. Но они долетели до леса, повернули обратно и опустились в своё озеро. Вечером они вернулись домой.

— Ну, ребята, — сказала бабушка, — прощайтесь теперь со своими утками. Не сегодня-завтра они нас покинут.

И верно. Через несколько дней нам с Севой пришлось распрощаться со своими питомцами. Когда над озером пролетала утиная стая, они тяжело захлопали крыльями и оторвались от воды. В озере остался плавать только Кузнец. Утки несколько раз возвращались за ним, но взлететь он не смог и прозимовал у нас.

Весной он снова стал ходить на озеро. Много раз мы видели, как к нему прилетали его дикие товарищи. Но были ли это наши воспитанники или другие утки, мы не могли разобрать. При нашем приближении они пугливо улетали.

Осенью мы пришли к дяде Ване за саженцами. Сад его уже оголился, и только рябины на берегу всё ещё стояли наряженные в свои красные и оранжевые сарафаны.

Иван Хороший Человек снимал с деревьев скворешни и складывал их в сарай.

— До весны в них никто уже не поселится, — объяснил он. — Разве только воробьишки залезут. Но они такие грязнули, что после них ни одна порядочная птица в скворешне жить не захочет.

Тут откуда ни возьмись кошка в сад заскочила, а на неё с лаем бросилась собака.

— Держи её, Дамка! — крикнул дядя Ваня. — Гони разбойницу!

— Почему разбойницу? — сразу заинтересовался Сева.

— За птичками охотится. Мы с Дамкой этих кошек за версту к дому не подпускаем.

— А кто же ловит у вас мышей? — не отстаёт Сева.

Дядя Ваня улыбнулся, и лицо у него стало доброе-доброе.

— Мышей у меня другие кошки ловят. Пострашнее. Хотите, покажу?

И повёл нас во двор. Приставил лестницу к сараю и говорит:

— Видите ящик над дверью? Лезьте, посмотрите мою кошку.

Мы добрались до ящика, заглянули в него, а на нас как зашипит кто-то. Страшный, глаза большие, морда широкая с рогами. Сева от испуга чуть с лестницы не свалился.

— Ага, струсили, — смеётся дядя Ваня. — Будете знать мою кошку.

А это оказалась самая обыкновенная сова. На день она забирается в тёмный ящик, а ночью в саду на мышей охотится.

— Одинокая она, — рассказывал нам дядя Ваня. — Вдова-старушка. Уже лет пять эту квартиру занимает. В сарае у меня тоже живёт парочка — те помоложе. Полезные птички, только кричат по ночам нехорошо.