Михаил Самарский - Как Трисон стал полицейским, или Правила добрых дел

Я уже говорил, что приезд внучки Кати к Елисеевым – это событие, равное по значимости если не Олимпийским играм, то где-то рядом. В этот раз Екатерина озадачила всех настолько, что и хозяева дома, и гости даже не знали, как правильно поступить. Роза Андреевна настаивала на наказании и хотела поставить дочь в угол. Отец девочки, Рашид Рифатович, был против угла, но отобрал у нее любимую игрушку. Катя перенесла такое наказание стойко. Судя по ее дрогнувшим губам, она вот-вот должна была расплакаться, но решила все-таки сдержаться. Обняв меня, она тихо сказала на ухо:

– Трыся, они думают, что я буду плакать. Но я назло всем этого делать не буду, потому что дедушка сказал, что когда я вырасту, я стану царицей. А царицы не плачут. Мне в садике воспитательница сказала.

Дед и бабушка и вовсе рукой махнули, мол, подумаешь, горе великое. Те сразу простили проступок внучки и долго смеялись. Вам, наверное, тоже любопытно, что же такого могла натворить маленькая девочка.

В принципе ничего страшного не произошло, если не считать того, что люди в тот день остались без шашлыка. В какой-то момент на кухне и на крыльце никого не оказалось, чем Катя и воспользовалась. Она взяла со стола кастрюлю с замаринованным и приготовленным к жарке мясом и отнесла его Пальме. Я наблюдал за всем этим происшествием, но что я мог поделать? Не рычать же мне на маленькую девочку. Да я сначала и не понял, куда это она собралась с кастрюлей, потом слышу, как она говорит собаке:

– Пальмушка, я тебе гостинцы принесла. Ты любишь мяско?

– А кто же его не любит? Очень люблю, – отвечает Пальма, – спасибо тебе, Катенька.

Я вмешался в процесс и говорю Пальме:

– Дорогая, как бы тебе не влетело от хозяев!

– Трисон, а я тут при чем? – удивилась Пальма. – У меня ведь принцип простой: дают – бери, бьют – беги!

– А куда тебе бежать-то с цепи? – съехидничал я.

– Куда-куда? – проглатывая очередной кусок мяса, ухмыльнулась собака. – В будку. А ты чего стоишь? Угощайся!

Катя, словно разобрав, что говорит Пальма, махнула мне рукой и тоже предложила:

– Трыся, а ты что, не любишь мяско? Иди, покушай с нами.

– У-у! – ответил я и на всякий случай отошел подальше от собачьего праздничного стола.

Люди обнаружили отсутствие мяса тогда, когда Пальма уже заканчивала свою царскую трапезу. Мясо еще оставалось, но оно все перекочевало в собачью миску. Пальма от греха подальше забилась в конуру, и оттуда еще долго светились два счастливых глаза. Наверное, от сытости.

– Катька, ну кто тебе разрешил трогать мясо? – громко возмущалась мама.

Мама, скорее, возмущалась не из-за того, что дочь отдала мясо собаке, а просто было неловко перед всеми – знаете, как бывает, люди настроились поесть шашлык, а тут такой форс-мажор.

– Мамуля, ну, ведь Пальма тоже хочет кушать, она тоже любит мясо! – доказывала дочь.

– И что теперь? Ты о собаке позаботилась, а о людях забыла? – строго спросила мать.

– Ничего я не забыла, – отвечала Катя. – Люди каждый день мясо едят, а Пальма ни разу не ела. Я же вижу. Мама, это ведь несправедливо!

– Как это не ела? – вмешался подошедший отец. – Мы же каждый раз ей отдаем косточки.

– Косточки? Да? – подбоченилась дочь. – А что же вы их сами не едите? Я спросила у Пальмы, любит она или нет мясо…

– И что она тебе ответила? – язвительно спросил папа.

– Ответила, что очень любит, и я решила с ней поделиться, – Катя гордо подняла голову.

– Прямо так и сказала? – видно было, что отец еле сдерживает смех.

– Ну, что ты тут с ней хиханьки-хаханьки разводишь? – возмутилась мама, обращаясь к мужу. За такие поступки нужно ребенка наказывать. Отправляй ее в угол.

– Да ладно, мать, – махнул рукой отец, – какой угол? Пусть идет в комнату и там посидит, подумает.

Катя, прихватив с собой плюшевого медведя, молча направилась в дом. Отец грустно произнес:

– Медведя оставь. Посиди в комнате без игрушек.

Катя, к удивлению взрослых, не стала вредничать, гордо протянула отцу игрушку и исчезла за дверью. Я последовал за нею. Долго крепилась девчонка, но все же в конце концов, видимо, детское сердце не выдержало, и девочка расплакалась. Я прижался к ней и слизнул со щеки солоноватую слезинку.

– Фу, Трыся! – улыбнулась Катя и, вытерев щеку, обняла меня и звонко чмокнула в нос.

– Ав-ав! – одобрительно сказал я.

– Это у меня случайно слезы выкатились, – шмыгая носом, заявила девчонка. – Никому не говори. Хорошо?

– Ав! – ответил я, что означало «железно». И впрямь, не болтун же я какой-нибудь.