Павел Голубев - Буран

— Коров закололи с телком, глупый! А Колька с Гошкой в город уехали — мясо повезли, — а Васька вон он, чего-то тащит.

В ворота действительно вбежал Васька с двумя солдатскими котелками и старым сапогом.

— Солдаты все побросали и уехали! — наскоро сообщил Васька. — Там вся деревня!

Вбежали остальные ребята со всяким хламом, бросили на крыльцо и опять побежали к монастырю.

Сеньке стало сразу легче, но коров было жалко и бычка Ваську.

Ноги его плохо слушались, голова горела, а самому было холодно.

— Пойду прогреюсь, — решил Сенька и отправился в избушку.

Мальчишки обогнали мужиков, бабку Кундючиху, которая тоже бежала, спотыкаясь, на монастырскую заимку: все, может, чего-нибудь и ей перепадет.

С реки дул сильный ветер, лес шумел, ставни у окон стучали, предвещая бурю.

На заимке все с каким-то веселым задором обшаривали домики, где жили солдаты, чердаки, амбары. Тащили, что под руку попадет, все годное и негодное, били стекла, снимали двери, вынимали рамы.

Отец Онисим, монастырский настоятель, вышел было "усовещать" народ, но был встречен враждебными криками толпы и, подобрав полы, пустился бежать в свою келью.

Подросткам хотелось поджечь опустошенные домики, и уж Федька-кривой начал зажигать спички, но из-за сильного ветра не мог.

В стороне за рекой раздался выстрел...

Кто-то крикнул:

— Красные!

И вся толпа, как спугнутые воробьи с коноплянника, бросилась в разные стороны.

Сбитая с ног бабка Кундючиха спешно подбирала рассыпанные солдатские патроны и несколько старых фуражек без козырьков.

— Тьфу ты, нечистая сила, — ругалась она, — старому человеку нигде не дадут... проклятущие ребята...

Ветер дул сильнее, выл, залеплял глаза снегом.

Приютские ребята, нагруженные котелками, патронами, рваными сапогами, заржавленными саблями, бежали что есть силы и чуть не сбили с ног запиравшего ворота Тайдана.

— Красные идут! — кричали они, едва переводя дух.

— Где, какие красные? Болтаете вы зря, — недовольно проворчал Тайдан. — А это откуда барахло-то?

— Все оттуда же... От солдат осталось.

— Эх, наживешь беды с вами, ребята!

— Красные недалеко! — крикнул прибежавший последним Гришка, — наших, говорят, обошли, дорогу отрезали.

— Ну, ребята, айда спать, мало ли чего болтают, — сказал Тайдан и запер калитку.

Придя в избушку Тайдан зажег коптилку.

"Эх, буран поднимается. Не поехали бы ребята ночью из города. Замерзнут", — думал Тайдан, сидя за своим верстаком.

Сенька спал на печке и что-то бормотал. Тайдан подошел к нему, пощупал голову, руки... Сенька метался в жару и бредил.

Тайдан прислушался: больной поминал какого-то чалдона, черного, кладовку, хлеб черному и опять чалдона.

"Ишь ты, из-за кладовки мучится. Тоже видно, лазал, — подумал Тайдан. — Но какого он черного чалдона поминает? Может быть, какой-нибудь вор подговорил ребят. Долго ли опутать неразумных?"

Тайдан намочил полотенце и положил Сеньке на голову.

Ветер заунывно выл в трубе, рвал крыши, гремел железом. Тайдан пошел наверх проведать заведующую. Катерине Астафьевне сделалось хуже: с сердцем плохо.

Никто не ложился спать, собрались все в коридоре около печек, подальше от окон.

Пришли снизу мальчики: боялись быть внизу. Все уселись на полу, молчат; в комнате темно, жутко, Сколько просидели — неизвестно, показалось всем, что целую вечность.

Сквозь вой ветра слышались какие-то голоса, кто-то кричал, стрелял, какие-то всадники будто пронеслись мимо дома. Выстрелы то удалялись, то вновь приближались. К окнам подойти никто не решался — как бы не убили.

— Где-то наши ребята? — опять вспомнил Тайдан про Кольку и Гошку. — Не попали бы в переделку...

Всем сделалось еще страшнее и тоскливее: девочки плакали, Степанида тоже.

Кажется, и конца не будет этой ночи!..

Но усталость и пережитые за день волнения взяли свое: ребята, кто как сидел, так и заснули постепенно.

Тайдан, прислонясь к косяку двери, тоже забылся тяжелым сном.

Степанида, уткнувшись лицом в фартук, храпела. А на улице разыгралась настоящая пурга: с яростью налетая на дом, она, казалось, готова была разнести его до основания.

Кольке с Гошкой с полчаса пришлось дожидаться, пока солдаты вышли от коменданта.

Пришел помощник коменданта, распорядился кожи сбросить на землю, а ребят отпустить...

— Может быть, переночевали бы здесь ребята, ваше благородие? — спросил помощника бородатый солдат, — а завтра утром поехали бы: а то как бы опять на ночь-то вьюга не разгулялась...