Сергей Иванов - Тринадцатый год жизни

Их было двое — женщина и мальчишка. Стелла больше внимания обратила на мальчишку, конечно. Он был полноватый, с большой головой, русыми, немодно зачёсанными назад волосами, с полноватым же и, как обычно в таких случаях, белым лицом. На спине у него восседал большой, повидавший не одну экспедицию рюкзак.

Совершенно точно, что женщина была мальчишкиной матерью. Хотя про неё никто не решился бы сказать, что она приземиста или полновата. И всё-таки между ними существовало неуловимое, а в то же время вполне очевидное сходство.

Эта парочка была полной противоположностью Стелле и её отцу: по спокойному, а не дёрганному дружелюбию, по написанному на их лицах полному нежеланию, а пожалуй, и неумению острить друг над другом, по тому, наконец, что они были сын и мать.

И тут она словно бы наткнулась на что-то острое… как на штык… на догадку. И неотрывно смотрела на них, стоя на краю дороги (собственно, просто у дерева), как в Москве стоят, ожидая, когда проедут машины… «Пришельцы» — вот кто они были. Правда, из слов отца она поняла, что их должна привалить целая компания. А тут всего двое. Хотя отец ведь никакие цифры не говорил.

Мальчишка повернул голову, внимательно посмотрел на Стеллу. Словно бы тоже стал догадываться, кто она. Но конечно, не остановился и ничего не сказал. И женщина посмотрела на Стеллу. Сказала со спокойной, чуть извиняющейся улыбкой:

— Где-то здесь, по-моему… Мы же тут с тобой были. Года три, что ль, назад.

Женщина говорила это сыну. Однако так, чтобы следующим вопросом вовлечь в разговор Стеллу.

— А я совершенно не помню, — мальчишка улыбнулся и матери и Стелле. — Шёл за тобой… Маленький ещё, наверно, был…

Ну вот. Сейчас настал самый момент. Улыбнись им. Или хотя бы сделай лицо заинтересованное. И кончено. И с такой всеобщей радостью, с таким почётом она вернулась бы на поляну.

Нет. Не дождётесь, солнышки!

Стелла ответила им безразличным взглядом: чего, мол, привязались. А ещё в её взгляде очень легко можно было уловить, что мальчишка излишне полноват и приземист, а мамаша его просто… просто «старая растрёпа» — дорогу не знает. И, усмехнувшись неуловимо, Стелла пошла своей дорогой. Хотя на самом деле никакой-такой дороги у неё не было.

Что ж, она опять поступила в своём духе: бежала с поля боя, придумав благовидный предлог.

Но Стелла совсем этого не понимала. Вот раньше, ей казалось, она действительно убегала. А сейчас уходит только из презрения. Даже шагать стала уверенней. Злость ведь тоже придаёт силы. Правда, не той, какую нужно.

Она вспомнила последние слова отца: «Когда тебя начинают бросать, то бросают обычно все». Что, мол, те не приехали (которые теперь приехали) — его бросают, и Стелла уходит — его бросает. А сам себя он не чувствовал виноватым. Не чувствовал, как легко променял Стеллу на «железных ребят». Здорово, ничего не скажешь…

Отец догнал её примерно на полдороге. Стелла только посмотрела на него и поняла, что действительно встретила «железных».

— Я в двенадцать лет эдак не поступал…

Сию фразу вполне можно было понять как начало примирения. Но не очень лёгкого для Стеллы примирения, а такого, которое ещё надо заслужить. Так считал отец. Или так показалось Стелле.

— Ну так что?.. Чем дальше мы уйдём, тем дольше будем возвращаться.

— Не-ет, — она покачала головой и усмехнулась безразлично, как не могла ожидать и сама. Она вдруг почувствовала себя совершенно свободной от этого человека. Совершенно. Он был ей никто: ни мать, ни Гора. И он был плохим человеком, что там толковать. Если не появлялся почти десять лет, то всё остальное по-настоящему не имеет уже значения.

Длинные слова рассуждений, написанные здесь, для Стеллы уложились в коротеньком «Не-ет…» и в ощущении холодноватой и грустной свободы. Вот и все дела!

И отец, который минуту назад сказал, что в двенадцать лет он так не поступал, почувствовал, что он действительно так поступать не умел в свои двенадцать. И ещё многое, многое он почувствовал. Ведь он был человек далеко не глупый!

И он понимал, что не может сейчас взять дочь за руку и силой вернуть на поляну. Просто не имеет права, не заслужил.

Так они и шли — Стелла впереди, отец немного сзади.

Потом дочь забыла, какой поворот их. Пошла наугад.

— Не туда, — сказал отец. И потом с особым значением: — Ты идёшь не туда!

Даже что-то поняв, не мог он переделаться и продолжал исполнять роль взрослого, то есть навечно правого во всём человека.