Сергей Иванов - Тринадцатый год жизни

Порыв злой печали, как ветер, подхватил её. И, совсем не думая, хорошо она говорит или плохо, Стелла крикнула:

— Да погодите же вы! Дайте я хотя бы уйду!

Секунду оба молчали: с раскрытыми глазами и — даже показалось Стелле — с раскрытыми ртами… как рыбы, мгновенно выброшенные из воды. Потом Нина взяла себя в руки:

— Да, ступай. Я сама соберу.

А Гора так ничего и не смог сказать.

Она пошла в свою комнату, села на диванчик, который верно служил ей как для приёма гостей, так и для спанья, и в душе своей принялась стыдить родителей. Она всё время такие удачные придумывала слова, что если б их каким-то образом записать, то получилась бы хорошая обвинительная речь — детей против взрослых. (А нужна ли такая речь? Последнее время всё чаще приходится думать, что нужна.)

Но нет устройств записывать человеческие мысли. Стеллины слова вылетали беззвучно, вылетали и гасли, как огни в небе. И только оставалась в душе одна горечь.

Да и чего там записывать? Подумаешь, какие ценные мысли. Подумаешь — Львица Николаевна Толстая!

Эта прямо-таки с неба свалившаяся сердитая шутка заставила её улыбнуться. И от улыбки, как часто бывает в таких положениях, словно бы открылась закрытая гноем рана и полилась кровь. Так больно стало и чисто. И она поняла… Она сейчас всё ругала и ругала родителей, но они оставались именно её родителями. Казалось: вот ругну построже и они… исправятся.

Но по правде, никакие слова не помогут. Хоть плачь, хоть скачь, хоть пляши, хоть кол на голове теши, не будет старой жизни!

Сумерки заглянули в окно. А Стелле казалось, это лишь вокруг неё сползлись они, темные тени. И хотелось ещё сильнее угнуться, ещё крепче положить голову на ладони.

Постучали в дверь. Как-то нелепо было говорить: «Войдите». Гора понял её.

— Ну, прощай, Стрелка…

Стоял в плаще, в шляпе, хотя погода совсем этого не требовала. Наверно, они уже не умещались ни в каких мешках и чемоданах.

Стелла поднялась, взяла из Гориных рук клетчатую сумку на «молнии». Её всегда называли «вояжная». Вот тебе и вояжная!

Гора не сопротивлялся, ничего не сказал.

Мать смотрела на них, присев на краешек стола в кухне. Курила.

— Будь здорова, Нина.

— Счастливого пути!

Они вышли к лифту. Секунды как будто совсем не отсчитывались. Когда Стелла взяла клетчатую сумку, она — да, в общем-то, неизвестно что, глупость, — она надеялась ещё несколько минут побыть с ним вместе. Но это уже прекратилось — их семья. И теперь они по глупости своей должны были в течение нескольких минут просто «вести себя прилично».

Гора улыбнулся. Улыбка его разваливалась буквально на глазах!

Наконец лифт приехал на нижний этаж. Стелла снова взяла клетчатую сумку: уж до автобуса придётся… Почувствовала стыд от этой мысли.

— Ну всё, прощай, Стрелка.

На улице его ждало такси. Чемоданы и мешки Гора положил в багажник, а сумку взял с собой. Словно бы не хотел расставаться со Стеллой. Хотя это всё ерунда!

Оглянулся в, заднее окошко. Теперь улыбка у него получилась без всяких развалин… Бросил шляпу на сиденье…

Откуда-то вынырнул Ванька, красный, как флаг:

— Чего? Уехал, да?.. Ничтяк, скоро приедет.

Оттолкнула нелюбимую физику (даже закрывать было лень) — глядь, а на спально-гостевом диване сидит Ванька.

У него не было своей комнаты, у него был свой угол в столовой. И по вечерам он часто пробирался к Стелле. А что ему оставалось делать? К ребятам ходить — Нина не разрешает, поздно. К себе приглашать — некуда, особенно вечером. А по телефону он разговаривать не любил (были в нём задатки настоящего мужчины).

Не успела Стелла воздуху свежего вдохнуть, Ванька уже начал просвещать её по футболу.

Он говорил серьёзно, он много понимал в этом деле… А может, и не очень много пока. Но чувствовала Стелла: он будет понимать. И не раз уже она собиралась поговорить с Горой. Ведь в наше время чего только люди не придумывают, каких только профессий. Так пусть Ваня будет футболист, раз хочет.

А то занесёт в какую-нибудь астрономию — всю жизнь мыкаться. Вон телескоп стоит-стоит на даче — Ванька туда хоть бы раз заглянул.

И что удачно: от них довольно-таки недалеко школа со спортивным уклоном. Но уж очень она ясно себе представляла, как взовьётся Гора.

На словах-то он будет острить и ехидничать, но в душе именно взовьётся: «Что?! Что такое?! Он, понимаете ли, ведущий конструктор, его отец, Ванькин дед, играл в симфоническом оркестре, а сын футболист?!»