Яков Длуголенский - Две недели с телевизором

Когда я снова вошёл в комнату, разговор шёл уже о цистерне, циркуле и циркульной пиле, но папин друг ничего с буквой «ц» упорно не произносил.

Тогда я решил вмешаться и сказал:

— Играем в слова. Я произношу слово, а вы придумываете новое на ту букву, которая… короче…

— Знаю, — оживился друг. — Однажды всю ночь я играл в такую игру в поезде.

— Ну начали, — сказал я.

— Цивилизация! — сказал отец.

— Яблоко, — сказал друг.

— Опоссум! — сказал я.

— Кто это? — спросил отец.

— Неважно, — сказал друг.

— Мука, — сказал отец.

— Акванавт, — ответил друг.

— Тэц! — сказал я, и мы с отцом замерли, но друг молчал.

— Твоя очередь, — сказал он отцу.

И мы поняли, что на этой игре папиного друга не поймаешь.

— Цидулька, — со вздохом сказал отец.

Мы ещё выпили по кружке чая, и друг стал прощаться.

— Нет, нет, — говорил он, — не хочу вас стеснять. Я приехал сюда на две недели и остановлюсь в Доме крестьянина.

— А зачем ты приехал? — спросил отец.

— Командировка, — коротко ответил друг.

Когда он ушёл, мы ещё раз проверили приметы, и все приметы, кроме «ц», сходились, но мы были уверены: построй мы разговор более ловко, он попался бы на первом же «ц».

Некоторое время отец молчал, раздумывая о чём-то своём.

— А ведь мы с ним дружили в детстве, — наконец сказал он.

— А теперь разве не дружите? — спросил я.

— Нельзя сказать, что не дружим, просто я не одобряю тот образ жизни, который он ведёт. Смешно, но я даже не знаю, где он теперь работает… если работает. Он самый непутёвый из всех моих друзей.

— А ты бы опросил его, — сказал я.

— Это не тот человек, который скажет. И потом, достаточно того, что знаю я…

И отец рассказал мне некоторые страницы из биографии своего друга. Особенно мне понравилось то, что тот любил изобретать никому не нужные вещи: замки с секретом (один такой замок отец достал, и мы долго возились, не зная, как его открыть); ещё он конструировал какие-то особые карабины: если к такому карабину прикрепить собаку, собака никуда с поводка не денется; и ещё он изобретал трамплины.

— Какие трамплины? — удивился я.

— Не знаю, — ответил отец. — Вероятно, с которых прыгают, но я ещё ни разу не видел, чтоб с них прыгали… В общем, растрачивал он свой талант неизвестно на что, — закончил отец.

И когда он это сказал, мне стало вдруг очень жаль папиного приятеля. И я предложил отцу подбросить незаметно записку его приятелю от неизвестного друга, в которой было бы сказано, что за папиным другом следят, что городским властям всё про него известно, и, если он дорожит своей жизнью, пусть немедленно гримируется и бежит.

— Да, — сказал отец, — это единственно правильное решение. Пиши записку, отнеси её, а я будто бы ничего не буду знать… это так, на всякий случай.

В тот же день я написал записку и понёс её в Дом крестьянина.

— Ты куда, мальчик? — спросила меня дежурная, сидевшая возле тумбочки у самого входа.

— У вас сегодня, — сказал я, — остановился Максим Максимович Пирогов. Мне нужно передать ему записку.

Женщина отложила вязание, взяла канцелярскую книгу и стала водить пальцем по строчкам, отыскивая папиного друга.

— В двойных номерах его нет, — сказала она. — И в многоместных, — сказала она спустя некоторое время, — тоже.

— А где он? — оторопело спросил я.

— Не знаю, — сказала она.

Мы внимательно посмотрели друг на друга, и я вышел из Дома крестьянина.

В тот же вечер мы с отцом долго не ложились спать.

— Вероятно, он понял, — говорил отец, — что все эти наши расспросы означают, и принял свои меры. Это очень хорошо, что так получилось: с одной стороны — мы выполнили свой гражданский долг, пытались помочь майору, с другой — вольно или невольно, я полагаю, невольно — предупредили моего приятеля. Можешь, Митя, спать спокойно, наша совесть чиста.

И мы улеглись спать, и всю ночь мне снилась погоня, и я во сне перебирал ногами; отцу, как потом выяснилось, снилось то же.

А утром за завтраком как ни в чём не бывало к нам вошёл папин друг, положил на стол два билета и тоже принялся наливать себе кофе.

— Что это? Значит, ты не уехал? — спросил отец.

— Нет, — сказал друг. — Хотя после вчерашней встречи и подумывал.

Отец молча и решительно отодвинул билеты от себя (сослепу он решил, что это билеты на самолёт и что друг предлагает нам, таким образом, бежать вместе с ним).

— Максим, — сказал отец, — давай поговорим серьёзно. Мы не можем идти туда, куда ты нас зовёшь. Ребёнок должен заканчивать школу, а у меня, извини, есть работа, и я не могу за так просто бросать коллектив…