Новая жизнь в Муравьиной долине.
Это было больное место Айртона.
— Песни легкого содержания!
— Если хотите, и это. Если бы нам удалось устроить здесь широковещательную станцию, и мы могли бы дать даром каждому приемник, согласились ли бы вы стать председателем комитета, который займется подбором материала?
Захочет ли утка плавать? Может ли пуританин отказаться от должности цензора?
Айртон не колебался ни минуты.
— Можете на меня рассчитывать, — сказал он. — Но как вы думаете это устроить?
Торн рассказал ему подробно весь проект. Айртон одобрил все, но хотел контролировать и объявления.
— Нам не надо глупых лекарств, которые портят только желудок, и нарядной одежи, чтобы кружить головы. Вообще я не люблю объявлений, они только уговаривают людей тратить деньги на то, что им не нужно. Но раз нет другого пути привести план в исполнение, нужно хоть выбирать объявления. Да, я буду вам помогать.
Они занялись обсуждением деталей, после чего Торн и Хюг поднялись и хотели уйти, но горец удержал их.
— У тебя не нашлось бы работы для моих сыновей? — спросил он Хюга.
Хюг на минуту задумался и сказал прямо:
— Я старался держаться подальше от них, м-р Айртон. Зачем самому создавать неприятности?
— Неприятностей больше не будет.
Он остановился. Торн и Хюг видели, что он хочет еще что-то сказать. Наконец, он решился.
— Ты говоришь, что тебе нужен будет помощник. Возьми моего Уилли.
Хюг сразу сделал отрицательное движение и хотел прямо отказать, но увидел предостерегающий взгляд Торна и начал осторожно:
— Боюсь, м-р Айртон.
— Говори прямо.
Ну, так вот. Я никому никогда не говорил, но я знаю, кто забил дверь моего шалаша и налил керосину в ручей. Когда я пустил в ход вибратор Герца, чтобы послать сигнал SOS, я услышал, как кто то за стеной сказал — «Смотри, что он делает! Уйдем!» — Я узнал голос, м-р Айртон. Это был Олли.
— Это меня не удивляет, — сказал Айртон.
— Вот почему я и не хотел встречаться с вашими сыновьями, Я бы боялся, что если Уилли будет на станции, он будет стараться разрушить ее за моей спиной. А если он сам этого не сделает, так даст возможность Крэму и Олли.
— А если он даст честное слово?
Хюг смутился. Он не мог сказать Сэнди Айртону, что не верит слову Айртона.
— Помни, — сказал горец, — я не ставлю этого условием. Я все равно буду тебе помогать. Я просто прошу тебя.
— Как вы думаете, Бёк? — спросил Хюг.
— Решай сам. Я только полагаю, что нет абсолютно плохих людей, как нет и абсолютно хороших.
— Уилли способный малый, — сказал Хюг. — Он хочет работать со мною?
— Он еще ничего не знает. Но я уверен, что он отдал бы все за эту возможность. Он скрывал от меня, но я нашел у него несколько моделей.
Хюг вспомнил те дни, когда он начинал работать, и немного смягчился. Но воспоминание о сожженном шалаше еще жило в нем. Он ответил:
— Если Уилли хочет работать, он должен будет повиноваться беспрекословно. Если он не будет работать, я прогоню его. Если будет работать и захочет учиться, у него будет эта возможность.
— Я позову его, — сказал Айртон. — Если ты так ставишь вопрос, я не буду решать за него.
— Конечно, — сказал Хюг.
Уилли Айртон вошел, и отец рассказал ему, в чем дело. Как ни хотел он быть беспристрастным, в голосе его слышалась враждебность, когда он передал слова Хюга о повиновении и об увольнении.
— Скажи мне прямо, Уилли, — спросил в заключение отец, — принимал ли ты участие в поджоге шалаша?
— Я там не был в ту ночь, — был ответ, — но я помогал переносить керосин за две ночи до этого.
— Почему ты не был там?
— Это пусть скажет Крэм.
— Он мне ответит, — сказал Айртон. — Ты, по крайней мере, не был там. Ну, а как же с предложением Хюга?
— Я. пойду, — сказал Уилли. — Я не обвиняю Хюга в том, что он мне не доверяет, — он имеет основания. А повиноваться я, конечно, буду: он уже теперь больше понимает в радио, чем я буду когда-нибудь понимать. Если он возьмет меня, я скажу, что он молодец, и буду честно работать с ним.
— Честное слово? — спросил его отец.
— Честное слово.
Хюг подумал и. с видимым усилием, протянул ему руку.
Уилли не подал своей.
— Это только для виду, или ты искренен?
— Ты даешь честное слово, Уилли —ответил Хюг. — Если у тебя дурное на уме, не протягивай мне своей руки, а если по честному — вот.
Читать дальше