Илга Понорницкая - Открытые окна

После ужина хозяйка затопила баню.

Баней оказался маленький домик на краю двора. В домике было тесно, жарко. Пахло распаренными листьями. Анна Ивановна нам сказала вдогонку:

— Венички в кадке найдёте, похлещетесь веничками.

Но нам было не до веничков. Пар стоял тучами, и было трудно дышать. В этом пару я своих рук не видела, и шампунь сразу куда-то провалился. Костя, невидимый мне, ныл, что он уже взрослый и не будет при нас с мамой раздеваться. Мамин голос уговаривал его:

— Как же ты один? Здесь нет душа. И ванны…

Мыться надо было в тазах. Смешиваешь воду — кипяток из большого бака и холодную из ведра, пригоршнями берёшь, брызгаешь на тело, а после намыливаешься вся, по мокрому. А потом снова пригоршнями берёшь воду в тазу, мыло смывать… А если у тебя вода кончилась, то снова кипяток разбавляешь холодной. А мыло пока глаза ест…

После бани на сеновал пошли.

Сеновал был в сарае — вроде как вторым этажом. На первом этаже хозяйка наша поставила какое-то ведро и сказала:

— Вот, если кому надо будет, сходите на ведро. Чтобы недалеко ходить.

Мы поднялись наверх по приставной лестнице. Она качалась подо мной, и я боялась забираться. Анна Ивановна уговаривала меня:

— Не бойся, не упадёт. Я её держу.

Я сомневалась:

— Она сломается…

Анна Ивановна отвечала:

— Я поднимаюсь по ней, меня выдерживает.

Хотя, я думаю, наша хозяйка была не намного тяжелее меня. Должно быть, она весила лет на 13 или 14.

Наверху тоже всё было хлипко, шатко. Я пожалела, что мы решили спать на сеновале. И Анна Ивановна уже сколько раз предложила пойти в дом. Но Костя стоял на своём:

— Хотя бы на сеновале посплю… — говорит. — Хоть такой плюс от этой Липовки…

Сено было колючее, хотя наша хозяйка дала нам и одеяла, и какой-то коврик. Но твёрдые стебли и через коврик проходили. Мама и Костя оба ворочались, устраиваясь поудобнее. Сено шуршало. Я только подумала, что не смогу уснуть, — а дальше уже ничего не помню. Сильно устали мы в этот день — сон и сморил меня.

Просыпаюсь от какого-то резкого звука. Вроде как будильник. Кругом абсолютная темнота.

— Костя, выключи, — говорю.

Костя что-то мычит в ответ.

Потом слышу мамин голос:

— Это не будильник, это петух кричит.

Вот так, что ли, петухи кричат? За первым петухом второй, третий голос подал. И чего они разорались, ночь ведь ещё?

Но им, оказывается, и по ночам не спится.

Не поняла я, сколько их прокричало. Но когда каждый подал свой голос, наступила, наконец, тишина. Я только сказала себе: «Можно спа-а-ать…», как вдруг слышу, Костя говорит:

— Мама, мне нужно…

А мама ему отвечает:

— Анна Ивановна ведро поставила. Сейчас я с тобой спущусь…

Костя говорит:

— Да что я, маленький? Ты мне только телефоном посвети.

Мама взяла телефон, как фонарик, светит на лестницу.

— Осторожнее, — просит. Сначала нащупай ногой ступеньку, потом…

Костя перебивает, сердится:

— Я что, не знаю, как надо спускаться?

И вдруг как заорёт, и назад, наверх, по лестнице! Она под ним так и запрыгала, затряслась.

Костя только что внизу был, а уже здесь. Дышит тяжко.

— Там, — говорит, — внизу кто-то есть.

Мама отвечает:

— Не может быть.

И зевает.

— Мне, — говорит, — через три часа вставать. Так что ты, Костя, давай, сходи, куда собирался, и спать будем.

Костя говорит:

— Да я, кажется, передумал. Вовсе никуда я не хочу…

Только я уснула на нашем коврике — опять посыпаюсь. Костя не спит, ёрзает.

Мама говорит:

— Давай-ка спустись вниз, я тебе мобильником посвечу.

Костя в ответ:

— Да ну, не надо. Утро скоро.

Мама его толкает:

— Вставай, вместе спустимся. Давай-давай…

Слышу сквозь сон — Костя говорит внизу:

— Во-во, правда, дышит…

А мама ему:

— Так это скотина!

Костя не понимает:

— Какая скотина?

Мама говорит:

— Ты же в деревню попал. Хозяйка скотину держит.

А Костя снова переспрашивает:

— Кого она держит?

Мама говорит:

— Корову. Или свинью. Не для нас же с тобой сарай строился, чтобы мы спали на сеновале? Хозяйка говорила — скотина у неё…

Я тоже тогда к ним спустилась, а после мы снова на нашем коврике улеглись. Когда все устроились, наконец, как кому удобно, и сено перестало шуршать, я услышала, что под нами как будто вздыхает кто-то. Грустно, сонно…

И вдруг опять петухи кричать начали!

Я говорю:

— Вот ненормальные! Им же на рассвете кричать положено!

А Костя в ответ — сердито:

— У тебя не спросились, когда им кричать!