Елена Соковенина: Крупная кость, или Моя борьба

Внутри находятся всякие артефакты.

Но у меня очень сильная воля. Я туда не полезу. Обойдусь, честное слово. И вообще пойду и скажу тетке, что самбук у меня скоро из ушей полезет.

Тетушка внимательно меня выслушала и огорчилась. Но огорчалась она недолго. Уже к вечеру ее посетила идея. Идея была такая.

Один желток

и шесть ложек сахара

взбить вилкой, пока все вместе не станет

совершенно белой

однородной массой.

Мне казалось, что человек, который полтора часа и еще семь минут усердно трудился и очень устал, заслуживает съесть сладкое без последствий.

Кроме того, я раньше не знала, что могу так здорово взбить гоголь-моголь. Я до того сто раз пробовала, и каждый раз выходила какая-то склизкая гадость, которую и есть-то было противно. И тут. Передо мной. Настоящий, легкий, тающий на языке крем. Как в кондитерской.

И это Я сделала!

Ну, и потом, сколько там этого гоголя-моголя? Пять ложек. От пяти ложек ничего страшного не может быть.

Вечернее взбивание гоголя-моголя продолжалось неделю. Потом оказалось, что у меня стали маленькие глаза. Ну, то есть, появились подозрения, что раньше они были больше.

— Это у тебя просто щечки! — ласково сказала моя тетушка.

Я побежала в комнату, закрылась там на щеколду и стала смотреть в зеркало. И точно. Это были щеки. Это были ого-го, какие щеки.

Все пропало.

— Ничего не пропало, — говорила тетка, считая в кошельке мелочь. — Ты очень миленькая. На вот, сходи в магазин, кусок сыра и мороженого на всех.

Это тоже был ритуал — каждый день ходить в магазин за сыром и мороженым к утреннему кофе.

Разве может человек в здравом уме от него отказаться? Когда пломбир в мокром вафельном стаканчике. Когда сыр свеж так, что он плачет, этот сыр. По-настоящему, слезами. Я сама видела. Тетка как-то сказала, что это называется «сыр со слезой». Кто может отказать сыру, когда он плачет?

Я не могу.

Опять смотрю в зеркало. Может быть, тетка права? Может быть, я собираюсь слушать старших.

Конечно, это щеки. Глупо делать вид, что они худые, когда они наоборот. Но я-то ребенок. Мне, может быть, так и положено. Правда, я стала похожа на слишком большую маленькую девочку, но… и правда, довольно мило.

А глаза — что ж, глаза. У некоторых хуже.

Всегда говорят, что надо слушать старших. Они лучше знают. Ну, может, это так и есть, в конце концов?

Кроме щек были еще разные другие части тела. Эти части странным образом прекрасно выглядели в тетушкином платье, которое она носила, когда была юной девушкой. Платье очень простое, очень короткое, желтое, с подсолнухами. С большими пуговицами. Из такой немножко грубой материи. Книзу расширяется. Почему-то в этом коротком платье у меня действительно все в порядке.

Жаль, что теперь такие не в моде. Но я-то на даче! Никто меня не видит. Могу ходить, в чем душа пожелает. На речку, например.

Тут у нас речка. С плотиной, с дамбой, которую открывают по вечерам и начинается прилив, по всему берегу валуны, посредине реки — остров. Только дно каменистое, без тапочек не войдешь. А под камнями живут моллюски. А где плотина — миноги. И везде рыбаки стоят: в воде, на берегу, на мосту и под мостом.

И еще везде написано, что плавание — самый эффективный способ похудеть. Отличный способ, потому что плавать я люблю больше всего на свете. Почти что больше, чем читать.

И еще до реки идти долго. Это хорошо.

Вот так я и похудею. Без всяких ваших диет и унылых упражнений. Естественным образом.

Чувствую я себя прекрасно. Прямо ощущаю, как худею. Правда, все равно пока еще ничего не заметно, но это временно.

— Три часа в воде! — тетушка всплеснула руками. — Плавала, пешком шла, устала! О чем ты говоришь!

И положила мне пирожное. К чаю.

— Половинку пирожного, — мрачно говорю я.

Потом принесли бублики, из магазина еще теплые. Только привезли. Такие бублики очень хорошо намазать маслом и есть утром с кофе. И кофе чтобы обязательно с молоком.

И, в общем, когда мы как-то собрались в лес, джинсы вообще не застегнулись.

Нужно было принимать меры. Срочно, иначе все пропало.

К черту бублики. И мороженое. И сыр. Вообще все к черту.

И — это все потому, что у меня очень сильная воля — я пальцем не тронула ни бублики, ни вафли, решительно заперлась в своей комнате, когда принесли клубнику с мороженым, когда позвали к обеду, крикнула, что не хочу, и от ужина отказалась.

Ничего не буду есть!

Тетушка страшно разволновалась. Но никакие уговоры не помогали, никакие угрозы про одну девушку, которая худела-худела, и у нее никогда не было детей, и про другую девушку, которая худела-худела и умерла, тоже не действовали. Хуже того, у меня лопнуло терпение. Я показала тетке тонкую книжку (удачно купила на станции, совсем дешево получилось). Книжка была про чудеса голодания. Там один мужчина голодал-голодал, и у него сначала кружилась голова, потом изо рта запахло ацетоном, потом еще что-то, но он все мужественно перенес и стал красивым, здоровым и счастливым.