Эдуард Веркин - Мертвец

А потом у него так нога разболелась, что его на операцию положили. Таджибов был в командировке, и Вырвиглазом занимались какие-то практиканты. К тому же был конец месяца и наркоз закончился. Видимо, мучился Вырвиглаз хорошо — всё лето после того случая было нормальным, даже удачным. Может, и сегодня повезёт?

В окне показался Сенька.

— Там твой друг утопился, — лениво сообщил он. — У него родственники есть? Скажи им, что я всё сделаю по высшему разряду…

Это заветная Сенькина мечта — кого-нибудь по-настоящему похоронить, я уже говорил. Но пока к нему не обращаются, не воспринимают всерьёз. Сенька страдает. Он готов хоронить даже бесплатно, за свой счёт, но… Короче, говорил уже, кажется. Народ у нас косный.

— Плохо, что он здесь сдохнуть решил, — рассуждал Сенька, — там пруд есть, подальше, пусть бы в нём топился, а теперь будут говорить, что это я подстроил, а мне такая репутация…

Но я уже не слушал, я уже бежал к колодцу — а вдруг не врёт?

Вырвиглаз висел на большом ведре, бессильно, по-балерински опустив руки. Похоже было, что на самом деле утонул. Ещё не хватало. Я кинулся спасать этого гада, но, когда я подбежал близко, этот придурок вытряхнулся из ведра и завопил.

Шутка такая.

— Весело, — сказал я. — Долго придумывал?

— У меня возникла отличная идея, — Вырвиглаз отряхнулся, — как отомстить этим жабам…

— Ну?

— Отличная идея. — Вырвиглаз огляделся.

Увидел горох, направился к нему, принялся жрать вместе со стручками.

— Они купаются на карьере, — рассказывал он сквозь зелёный сок, — ну, ты знаешь, возле бетонки который. Они будут купаться, а мы подкрадёмся и стащим у них одежду. Как?

— Колоссально. А в чём месть?

— Как в чём? Баторцы обратно через лес в одних плавках пойдут. И босиком. Круто обдерутся, жабы.

— А если они по бетонке пойдут?

— А всё равно придурками будут выглядеть. Слушай, у тебя ничего пожрать нет?

— Окрошка. Там, на кухне, на полу.

— Нормально… А я гляжу, ты тоже с кем-то побуцкался?

Вырвиглаз указал глазом на мой разбитый кулак.

— Да так, поскользнулся.

— Ага, — соскалился Вырвиглаз, — поскользнулся. Я сам так жабски всё время поскальзываюсь.

Вырвиглаз замер, громко рыгнул и, счастливый, устремился в дом.

Окрошка прокисла ещё вчера. Стала склизкой и серой, я не осмелился её есть. А Вырвиглаз — человек с железным желудком, так что вполне вероятно, что он и не отравится. И вообще — кому сейчас легко?

Я вылил ведро на картошку, достал второе ведро, умылся. Поискал земляники. Земляника была ещё белая. Но её и белую можно есть. Я потянулся к ягоде, но из кухни послышался посудный гром, пришлось поспешить внутрь.

Вырвиглаз сидел на стуле и прямо из кастрюли рубал окрошку, доедал уже, ложка гремела по дну. А брякнула крышка, упала в сковородку.

— Классная окрошка, — чавкая, объявил Вырвиглаз. — Редиска сладкая, я люблю такую. Маманьке привет.

Сильно пахло кислятиной.

— Это Сенька делал. А редиску… ну, сам понимаешь, на кладбище…

Это Вырвиглаза ничуть не смутило.

— Значит, фосфору много. — Он оставил ложку и принялся хлебать прямо из кастрюли, через край. — Фосфор, он мозги укрепляет. А братец твой — жаба…

Надо тоже было перекусить — я намазал на чёрный хлеб вишнёвого варенья, сжевал. Вырвиглаз покончил с окрошкой и облизался, как сытый жирный пёс.

— Спасибо, Леденец, спасибо…

— На здоровье. Значит, так. Ты в час нас жди возле стадиона. Оттуда и отправимся. Понял?

— Не, жаба. Ещё пожрать есть?

— Вали давай. — Я подтолкнул Вырвиглаза к выходу.

— А можно я у тебя посплю?

— Нельзя.

Вырвиглаз ничего не сказал, просто удалился. Я отправился на работу.

Упырь ждал меня недалеко от коммунхоза. Стоял под акацией и старался изготовить свистульку. Под ногами у него зеленела целая горка стручков, свистулька не получалась.

— Привет. — Упырь протянул мне руку.

— Привет. — Я продемонстрировал ему пузыри на ладонях и от рукопожатия уклонился, в мозолях тоже бывает польза.

— А куда мы после работы пойдём?

— Так, — неопределённо ответил я, — нарисовалась одна проблемка. Надо кое с кем разобраться. Не, если ты не хочешь, можешь, конечно, не ходить…

— Почему, я хочу. Я как раз свободен.

— Вот и хорошо. Работать-работать, машина уже приехала.

Мы загрузились в машину с флибустьерами и отправились рубить тростник. И сегодня Упырь старался. Таскал кусты. Складывал их в аккуратные охапки. Не щадил себя, аж тошнотно становилось. И мне тоже пришлось напрягаться. Правда, только три часа: нас сегодня отпустили пораньше. Потом сразу на стадион.