Эдуард Веркин - Мертвец

Я сделал шаг назад. Упырь отцепился от паровозика и, приплясывая, подбежал ко мне:

— Пойдём, это здорово!

Но я отдёрнул руку. Клоун продолжал веселуху. Посыпались конфетти, серпантины и какой-то разноцветный рис, всё это крутилось и вертелось в безбашенном хороводе.

— Пойдём, это здорово!

— Не хочу!

Откуда-то неожиданно вынырнул Вырвиглаз, его только не хватало. Он поглядел на клоуна, поглядел на меня, ухмыльнулся.

— Твоя мамашка? — Вырвиглаз ткнул меня в бок.

Я сделал вид, что не заметил.

— Мамашка твоя? — уже громче спросил Вырвиглаз.

Я промолчал. Вырвиглаз идиотски рассмеялся.

— Твоя мама клоуном работает? — с интересом спросил Упырь. — А ты и не рассказывал! Это здорово! А я всегда в детстве хотел, чтобы у меня на дне рождения были клоуны! Только почему-то всё время не получалось…

— Классно скачет, — прокомментировал Вырвиглаз. — Смешно.

Клоун подпрыгивал между ребятами, нёс какую-то пургу про Бармалея, дул в какую-то гуделку.

— А я и не знал, что твоя матуха — клоун! — уже совсем громко сказал Вырвиглаз. — То-то я смотрю, что ты тоже такой клоун!

Я молчал.

— Мать прыгала и кривлялась. Не знаю, видела ли она меня.

У меня ласты есть зелёные, могу предложить, — заржал Вырвиглаз. — Классно к костюмчику пойдёт!

— Так это твоя мама? — тихо спросил Упырь.

Я молчал.

Воскресенье получилось коротким.

С утра заявился отец. Выглядел он вполне здорово. Закончил возню с дровами и объявил, что сегодня наше дружное семейство предпримет поездку на картошку, совмещённую с пикником. Мне не хотелось ехать ни на какую картошку, но ещё меньше мне хотелось видеть Упыря. И я решил, лучше на картошку.

Картошка разрослась хорошая, а пикник удался ниже среднего. Папаша чересчур рьяно взялся за шашлык. Шашлык делать он не умел, мясо горело, а то, что не горело, получалось сырым. К тому же они не купили нормального мяса, ни баранины, ни свинины, — купили окорочка, замариновали их и принялись жарить. Всем известно, что из окорочков получаются дрянные шашлыки. Невкусные. Зачем вообще было затевать всю эту семейную идиллию?

Освободился я только после обеда, даже ближе к вечеру.

И сразу отправился к музею.

Музей уже не работал, на информационном стенде висело объявление. Экспедиция должна была состояться в следующую субботу.

В следующую, совсем скоро. А потом они ещё поедут к курганам. В августе. Будут искать золото скифов и купаться в море. В глубоком Чёрном море, — говорят, оно пахнет сильнее всех остальных морей.

Но в объявлении про это ничего не говорилось. Зато там имелась специальная графа, поле для вписывания фамилий желающих, зудящих метеорито-исканием, и успели вписаться уже семь человек. Катька Родионова была, само собой, первой.

Я хотел что-нибудь нехорошее сделать, приписать к её фамилии что-нибудь дурацкое. Чтобы получилось такое, к примеру: Родионова-Кадык или Родионова-Сикосьнакось. Но вдруг я подумал, что на самом деле я совершенно этого не желаю.

Мне всё равно.

Я улыбнулся и отправился домой. Остановился возле ларька с мороженым. Купил две штуки, съел на месте, купил ещё две штуки, съел.

Рядом стояли две баторские девчонки.

Я их не знал, но то, что баторские, не сомневался: они в костюмах спортивных были. Девчонки смотрели на меня с интересом, но без удивления, баторцы вообще мало удивлялись, они как спартанцы — не удивляются и не спрашивают. Стояли, рубали шоколадное мороженое по семь пятьдесят в стаканчиках, тоже, кстати, по два стаканчика держали, один — в правой, другой — в левой. И облизывали тоже от каждого — по очереди. Старый приём, чтобы, если ещё кто подвалит, не угощать — вряд ли кто захочет обслюнявленное мороженое. Это как в столовке: чтобы, пока ты бегаешь за компотом, не сожрали котлету, надо на неё плюнуть. Тогда точно никто не покусится. Кроме Вырвиглаза, Вырвиглаз умеет ловко срезать верхнюю заплёванную часть. Он — настоящий баторец. По духу.

Я стоял возле ларька, хрустел, наслаждался воскресеньем. Эти две туберкулёзницы о чём-то своём трещали, сначала я не слушал, а потом, конечно, прислушался.

— Опять по доске? — спросила одна.

— Ага. Что за дураки? Этой истории про гараж и доску сто лет уже, а они всё равно лезут и лезут, придурки…

Баторки захихикали.

— Этот лысый, я его вчера на Дне города видела. Смешной.

— Только тогда он был волосатый. Такой волосатый, как хиппарина.

Они опять засмеялись.