— Значит, ты приезжий? Смотрел я на тебя, а признать не сумел, — и, мягко ступая ичигами, старшина вышел.
Сухие поленья вспыхнули и весело затрещали в камине. Молодая хозяйка, не поднимая глаз па чужого, возилась с едой и чаем.
— Хороша твоя лошадь, якши аргамак, — похвалил коня приезжего вошедший Ибрагим. — Садись на нары, русский. Звать тебя как?
— Кондратий Петрович Мосолов. Аль не слыхал?
— Как не знать!
Хозяйка поставила перед гостем большую круглую деревянную чашку с мясом. Хозяин засучивал рукава, чтобы попотчевать гостя.
После еды Мосолов разложил перед старшиной подарки: мыло, пахнувшее конфетами, плитки кирпичного чая и бутылку вина. Хозяйке и ребятишкам роздал бусы, зеркальцы, сахар, пряники. Откинувшись на пуховики, он задабривал Ибрагима.
— Бери все, друг. Не жалко! Нельзя нам по-соседски в злобе жить.
Так разъезжал Мосолов по Башкирии, знакомясь с богатыми баями, старшинами аулов, родовой знатью. Для всех у него находились подарки: то конь арабской крови, то крепкий чай, то сладости и побрякушки. Дивились в аулах:
— Что нюхает? Недоброе идет с ним. Зорко смотрите, степные люди!
Вскоре объявилась нужда, за которой приезжал в аулы Кондратий Петрович. Он собрал старшин и сказал:
— Давно я живу в вашей стороне, на горах Каменного пояса. Земля ваша — по душе мне. Народ ваш — хороший народ: мирный, вольный, свар не любит. Я сыном вашей земли стал. Ее законы — мои законы. Хочу крепко стоять на вашей земле.
Старшины заволновались:
— Землю покупать…
— Леса рубить!
Мосолов успокоил:
— Да нет же! Не надо мне много вашей земли. Мне клочок нужен. А чтобы вы верили, что совсем мало мне ее надобно, скажу вам: столько, чтоб я один на ней встать обеими ногами смог. Ну, вот с эту шкуру.
Мосолов подошел к стене, снял с шеста свежую шкуру барана и поднял над головой.
— Вот и вся земля!
Опустил шкуру приказчик и видит руки в крови. Бросил ее на пол, принес большой лист бумаги, расстелил на ней шкуру и обвел углем.
— Вот и вся земля! Что, много?
Задал старшинам задачу Кондратий Петрович и сам вышел. Толкуйте, мол, промеж себя.
Осмотрели старшины бумагу, похожую на шкуру барана, прощупали, десятки раз примерили на ней шкуру.
— Хорошие бы штаны вышли, — сказал один старшина, ощупывая скользкую, просвечивающую бумагу.
— А зачем ему столько земли, что он сделает на ней? — спрашивает другой.
— А если больше не продают? — вмешался Ибрагим. — А он человек упорный. Хоть мала-мала, а купит. Не у нас — у других купит. В город приедет, хвалиться будет. Пусть хвалится, мы видим, сколько продаем.
Ибрагим Ахметов первый поставил на бумаге-шкуре, отпечаток своего большого пальца правой руки, за ним потянулись остальные. Так и остался отпечаток шкуры на бумаге, со всех сторон обрамленный «подписями» старшин.
Чудак этот урус! Земли с баранью шкуру купил!
Но Кондратий Петрович был не чудак. В Уфе, в канцелярии губернатора, он предъявил шкуру, испещренную линиями дорог, рек, с обозначением селений, лесов, степей. В шкуру вошли все земли, подписи старшин которых скрепили сделку. Шкура вытянулась в длину и в ширину, захватив многие сотни богатых, плодородных земель.
Скоро предприимчивый Мосолов построил завод в башкирской тайге, согнал туда охрану, построил дом и поселился в нем. Немало аулов стало зависеть от него. Хитростью и силой сгонял он на заводы дешевую рабочую силу.
Пробовали жаловаться. Губернатор накричал на ходоков и выгнал.
Лето 1771 года. Юлаев аул. У старшины Юлаева собрались гости из соседних селений. Перед гостями чашки, на столе турсук с кумысом, в котле баранина. Но почему пустыми остаются чашки, или прокис у хозяина кумыс? Почему руки не тянутся к котлу? Гости ведут беседу, забывая о пище. Разговор дороже крепкого кумыса и бараньего жира.
— Чего же мы ждем! — говорил Юлаев. — Волки грызут наши стада баранты, губят табуны кобылиц. Скоро выгонят нас со своей земли. Мосоль обманул умнейших мужей наших аулов, и нет теперь у нас воли.
— Какая это воля на чужой земле!
— Приезжий чиновник из Оренбурга говорил: все сделано по закону и трогать Мосоля нельзя.
— Где же тот батыр, что поведет башкирский народ за собой сражаться за волю и землю?
В кош вбежал молодой джигит: он был невысок, но строен. На смуглом лице горели смелые глаза, над тонкими губами пробивались, черные усы.
— Что хочешь ты слушать на беседе старейших, Салават? — спросил сына Юлаев.
Читать дальше