Юрий Дьяконов - Алмаз — драгоценный камень

— Так, — невольно улыбнулся директор. — А кто начальник разведки Алекс? Наверно, ты Жуков?

Белоголовый мальчишка шатнулся за спиной Тольки Ивасечко и, не поднимая глаз, молча покивал головой. Он боялся раскрыть рот и хотел только одного: не дознались бы, кто принес порох.

Но директор будто прочел его тайную мысль и спросил:

— И порох, Алексей, конечно, принес ты.

Глаза Алешки испуганно метнулись, голова склонилась еще ниже.

— Так. С этим тоже ясно. А теперь скажите мне, зачем понадобилось взрывать двери кладовой?

— Кладовой? — удивленно повторил Толька. — А-а… Так это ж каземат был. Каменный мешок называется.

— Понятно, — помедлив, сказал директор. — А чем эта кладовая… извините, этот Каменный мешок вам помешал?

— Там… там были узники, — дрожащим голосом проговорил Алекс.

— Какие еще узники?

— Те… в тигровых клетках. С железными прутьями. А утром их должны были казнить. — И Алешка всхлипнул. То ли ему стало жалко узников, которых они так и не успели освободить, то ли — себя. Ведь дома за порох влетит обязательно.

От его громкого всхлипа сразу пошла цепная реакция: все одиннадцать участников штурма Каменного мешка отвернулись в разные стороны и стали тереть кулаками глаза.

— Вот тебе на! Что это вы в кабинете сырость разводите? Гляди, и я насморк схвачу, — усмехнулся директор. И уже другим тоном сказал: — Поздно хныкать. Теперь уже радоваться надо, что вам руки-ноги не поотрывало. А чтоб этого не случилось, я твой партизанский отряд, Ивасечко, распускаю. Точка!

Едва мальчишки вышли из кабинета, пожилая учительница, молчавшая до сих пор, всплеснула руками:

— Какой позор! Опять ЧП! И это после всех моих бесед о дисциплине!.. Обещаю вам, Михаил Иванович, что я приму самые строгие меры. Все родители…

— Зинаида Ивановна! — остановил ее директор. — Обождите со своими мерами. Злого умысла-то у них не было. Нам самим нужно хорошенько разобраться и…

— Помилуйте, чего тут ждать?! — воскликнула учительница. — Нахулиганили — пусть расплачиваются.

— И все-таки подождите, — настойчиво повторил директор.

Проводив учительницу, Михаил Иванович решил сам пойти посмотреть место, где все произошло. Он шел по огромному школьному двору между деревьями и разросшимися кустами, ронявшими на землю прихваченные ночными заморозками разноцветные листья.

Каким-то особым чутьем, приобретенным во время службы на границе, он почувствовал, что на него смотрят. И обернулся. Из-за куста выглядывали головы Ивасечко и Жукова.

— Ну, что вы там прячетесь? Идите сюда, — сказал он.

Мальчишки нерешительно приблизились.

— Здравствуйте, Михаил Иванович, — растерянно произнес Алекс.

— Да мы сегодня уже как будто виделись, — ответил директор. — Ну, покажите, что вы там штурмовали. Пути подхода. Пункт сосредоточения. Рубеж атаки.

Ребята оживились и, видя его интерес и серьезность, все больше входя в свою роль, толково рассказали обо всей операции, начиная с данных разведки о патриотах, приговоренных к расстрелу и брошенных в тигровые клетки каземата, и кончая планом освобождения узников.

Остановились в кустах, на рубеже атаки, где два часа назад, ожидая сигнала, лежал отряд Иваса.

Директор глянул вперед и усмехнулся:

— Что-то я не вижу вашего каземата.

— Конечно. Вы же взрослый, — с сожалением сказал Алекс.

— Так разве ж так смотреть нужно! — сердито выпалил Ивас. — Михаил Иванович, вы лягте!

— Ты что?! — Алекс испуганно дернул своего зарвавшегося командира и тут же открыл рот от удивления: миг — и директор уже лежал на усыпанной листьями земле…

Как давно он не лежал на земле, не видел ее так близко! Теперь действительно все переменилось, выглядело совсем иначе, незнакомо и таинственно. Еще немного воображения, и можно поверить, что замшелая серая стена за дальними кустами и в самом деле стена каземата. Михаил Иванович поймал себя на том, что прислушивается, не донесутся ли оттуда крики людей…

И тотчас вспомнилась служба на границе. Сколько раз, сжимая автомат, вот так лежал он на земле, вглядываясь в темноту, вслушиваясь в шум леса. Не мелькнет ли легкая, едва различимая тень, не зашелестит ли трава под осторожными, крадущимися шагами.

Еще в первые месяцы службы от одной мысли, что он может оплошать и где-то рядом проскользнет через границу шпион, диверсант, становилось жарко даже в промозглую осеннюю стынь, а сердце сильно и часто толкалось в ребра.