Борис Ицын - Подростки

— Теперь погромщиков полиция явно не тронет, что бы они ни творили, — сказал после паузы Папулов. — А они уж распояшутся, чувствуя безнаказанность.

— Но мы постараемся отбить у них охоту, — проговорил молчавший до сих пор городской рабочий. — Чаеразвеска даст три пятерки в боевую дружину.

— У нас на кожевенном готовы две пятерки.

— Депо, конечно, даст побольше, столлевцы тоже, — проговорил Тополев. — Во всяком случае, черной сотне, воинам союза Михаила Архангела придется узнать, что такое рабочая самооборона…

— Нам важно так расставить свои силы, чтобы, если начнется погром, мы могли остановить его как можно быстрее, — произнес Степан. — Я думаю лучше всего сделать так… — и они начали обсуждать порядок манифестации и план действий на случай погрома.

Разошлись далеко за полночь.

В эту ночь во многих домах Никольского поселка не спали — готовились к манифестации. Девушки кроили косынки из кумача, делали красные банты, розетки, нарукавные повязки.

Дружинники чистили оружие.

Наутро, чуть свет, ребята были на станции. Они видели, как кучками сходились рабочие. Вскоре над толпой взвились красные знамена. Манифестанты выстроились и двинулись к городу. Шли торжественно и не торопясь. В отличие от предыдущих выступлений на этот раз впереди шагал духовой оркестр. Могучие звуки марсельезы плыли в осеннем воздухе, сзывая все новое и новое пополнение. Ручейками стекались в эту могучую реку отдельные группы участников.

Ребята пристроились в первых рядах сразу за большими знаменами, на которых золотом горели лозунги:

— Долой самодержавие!

— Да здравствует революция!

— Да здравствует республика!

— Да здравствует социализм!

А вот и начало города — мрачный острог. Здесь когда-то стояли ребятишки с передачей для Данилы.

Колонна у тюрьмы остановилась.

— Чего это они? — Ребята увидели, как группа рабочих двинулась прямо к конвойной.

— Смотрите-ка, в тюрьму пошли. Айда и мы! — И ребята помчались следом за рабочими.

В дверях конвойной стоял начальник тюрьмы, рядом с ним знакомый ребятам унтер и еще несколько человек. Начальник был явно перепуган. Лицо покрыла бледность, губы слегка дрожали. Прижав к груди руки, он уверял делегацию:

— Господа, поверьте слову офицера, в тюрьме нет ни одного политического заключенного.

— Дайте нам ключи от камер. Мы сами проверим.

— Но поймите, господа, без разрешения губернатора я не могу никого пустить в тюрьму. Я сегодня же запрошу Оренбург. Зайдите дня через три, господа.

Андрей шагнул вперед.

— Бросьте дурака валять, господин начальник! Дайте ключи или выведите во двор всех заключенных. В противном случае мы попросту ворвемся в тюрьму и проверим камеры сами. Их расположение мы знаем.

Начальник тюрьмы беспомощно оглянулся. Казалось, он сравнивает силу народа, дожидавшегося решения, и силу конвоя, ждавшего приказания. Колебался он недолго.

— Выведите всех из камер. Всех до единого, — сказал он унтеру. Тот поспешно повернулся и побежал.

Делегация прошла в глубь двора. Не отстали и ребятишки, благо унтер признал в них старых знакомых и беспрепятственно пропустил.

Из массивных дверей выходили арестанты и выстраивались в дальнем углу двора.

Андрей, Степан и Папулов подошли к шеренге арестантов. Слышно было, как они расспрашивали стоящих в шеренге, медленно двигаясь вдоль нее. Пройдя строй, они убедились, что начальник тюрьмы не обманывал: политических заключенных не было, — незадолго до этого их отправили в Сибирь.

Делегация пошла обратно.

— Ишь, как свободно зашли и вышли, — пошутил кто-то негромко, — точно в родной дом.

— Ну, дом не дом, а школа неплохая, — сказал Андрей, усмехнувшись.

Колонна демонстрантов двинулась дальше. С музыкой и песнями шла она по улицам города…

…Вера обедала, когда неожиданно услышала звуки оркестра. Она схватила пальто, форменную шапочку и, одевшись на ходу, выбежала на улицу.

Через площадь с Большой улицы шла мощная колонна. Десятки алых полотнищ плыли в воздухе. Гремел оркестр. Шагали стройные ряды манифестантов. Вера стала всматриваться. Она увидела Степана, Андрея. А вот и Данила шагает со знаменем. Увидела девочка и своих друзей — неразлучную троицу: Николая, Валентина, Дмитрия.

«Товарищи!» — хотела крикнуть Вера, но в это время оркестр грянул «Марсельезу».

«Догоню», — решила девочка и пошагала по тротуару. Впереди ее шли двое: высокий мужчина в поддевке и другой пониже — в демисезонном пальто и старой потертой чиновничьей фуражке.