Тут мне пришлось чуточку отвернуться и подумать, о чем-то по-настоящему печальном, чтобы не возник явный скандал. Но теперь я знаю, что скажу Сванте, когда он явится вновь и захочет меня поддразнить. Я лишь угрожающе подниму кулак и заявлю:
— Встречи опасаются на твоем пути!
После пьесы зазвенели песни. Их исполняли две дамы, которые наверняка охотно вцепились бы друг другу в волосы. Одна — учительница музыки, она преподает и в школе для девочек, и в учебном заведении для мальчиков. Голос у нее красивый. Чего как раз даже при большом желании не скажешь о другой певице, невероятно волевой даме, которая замужем за учителем рисования в учебном заведении для мальчиков. Фру Альберг имеет решающий голос в семейных делах, и будь уверена, она все время поднимает его. Господину Альбергу — самому покладистому на свете из всех учителей рисования, ноги которых когда-либо ступали по этой земле, остается лишь покоряться. Фру Альберг живет в абсолютном заблуждении, что она умеет петь (и когда она берется за это дело, то поет до тех пор, пока у слушателей не появляется желание умереть). Когда же комитет по проведению праздника рекомендовал вместо нее фрёкен Андерссон — учительницу музыки, — то начались ужасные жалобы и стенания. Фру Альберг примчалась во весь опор к нам домой, к нашей маме, важной „шишке“ в Красном Кресте! И с глазами раненой лани просидела у нас все послеобеденное время, которое главным образом потратила на то, чтобы очернить фрёкен Андерссон.
Но явиться с клеветой к маме — это примерно то же самое, что попытаться накормить бенгальского тигра сухими корками. Я считаю это абсолютно невозможным. Как только фру Альберг произносила какую-то колкость не в пользу фрёкен Андерссон, мама выдвигала в свою очередь некую чрезвычайно высокопарную тему. Сидя в соседней комнате, я слушала их беседу и развлекалась вовсю. Что бы ни говорила фру Альберг, маме всегда удавалось найти возможность переключиться на рассуждения об этике и морали современного человека или на нечто в этом же роде. Но фру Альберг не сдавалась, и в конце концов мама сказала:
— А не могли бы вы вместе спеть дуэтом? Какую-нибудь небольшую вещь?
Меня удивило, что фру Альберг не подняла крик. Но была так угрюма и сурова — это просто бросилось в глаза, когда она ответила:
— Вы, фру Хагстрём, любите шутить!
Потом она ушла, а мама, вытянув ноги, выдохнула:
— Ух! Благородные чувства рождает пение, это уж точно!
Но, как бы там ни было, мама, вероятно, пожалела фру Альберг, и в результате ей тоже разрешили спеть.
— Вероятно, все обойдется, если дать ей спеть, — заметила мама. — Трудность лишь в том, чтобы заставить ее когда-нибудь прекратить пение.
Среди прочих фру Альберг исполнила с дрожью в голосе песню… ну, ты знаешь, на музыку Мериканто [56] Мериканто Оскар — капельмейстер Финской оперы (1868–1924); текст Виктора Сунда (1891–1924).
, „Там, где шумят березы“, так прочувствованно, как никогда прежде. И еще „Сделать жизнь сладостной друг для друга“. Среди публики сидел и господин Альберг. Интересно, о чем он думал?
— Она, верно, имеет в виду сделать жизнь дьявольской друг для друга, — пробормотал Сванте, слушавший пение за занавесом.
Подумать только, скоро конец семестра! Как прекрасно будет хоть ненадолго избавиться от школьных занятий и посвятить себя домашним заботам. Майкен уже начала уборку и перевернула с помощью Алиды весь дом вверх дном. Она считает, что никакого истинно христианского Рождества не может быть, если каждое окно не вымыто, пол в каждой комнате не натерт, а каждый серебряный нож не вычищен так, что в него можно смотреться, как в зеркало.
Ха-ха! Всего тебе хорошего! Надеюсь, мы успеем еще разок написать друг другу до Рождества.
Бритт Мари.
22 декабря
Дорогая Кайса!
Возьми один литр молока, две столовые ложки сахарного песку, три столовые ложки маисовой муки и три яйца и сбей все вместе. И как ты думаешь, что из всего этого получится? Согласно поваренной книге, должен получиться маисовый крем, но у меня ничего не вышло. По-моему, получилось нечто более близкое к клейстеру. Во всяком случае, мое семейство отказалось принять это блюдо за десерт, отказались абсолютно все, кроме Йеркера; он всеядный, как поросенок.
Не скрою, это обидно! Приходишь домой после окончания семестра и, засучив рукава, бросаешься в порыве энтузиазма на домашнюю работу. А в результате… клейстер! И еще презрение и поношение со стороны твоих ближайших родственников, особенно Сванте.
Читать дальше