Екатерина Польгуева: За секунду до взрыва

Вошел Александр, веселый, напевающий какую-то белиберду, в джинсах и без майки:

– Привет, сестренка! Ого, картошечка!

Александр – не я, у него всегда аппетит есть.

– С ума сошел? Раздетый по морозу ходишь?

– Ну, сестренка, кому как! Потрогай, я горячий.

Я дотронулась до его локтя: и правда, горячий. Александр, смешно поджимая ногу, начал причесываться, глядя на себя в блестящий бок электрического чайника. Волосы у него, как и мои – светло-русые, чуть вьющиеся. Только я стригусь коротко, а он вдруг ни с того ни с сего взялся отращивать.

– Что ты делаешь, а? – рассердилась мама. – Мало того, что помыться нормально нельзя, а ты еще патлы отпустил и чешешь их над едой!

– Мамулечка, не сердись, – Александр крутанулся на босой пятке (и как он может ходить по обледенелой квартире босым?) и поцеловал маму не то в щеку, не то в маленькое розовое ухо. Мама, не оборачиваясь, отмахнулась. Вообще-то на Александра она по-настоящему никогда не сердится, хотя ругает его часто. Меня вот не ругает вообще. Она за него боится. Через два месяца ему исполнится восемнадцать, и хотя гимназию он заканчивает только летом, но его вполне могут мобилизовать в армию или на строительство укреплений. Если обстановка не изменится к лучшему и с Города не снимут блокаду. Пока меняется только к худшему.

– Новости небось уже послушал? – спросила мама.

Александр вовсю уплетал картошку и, прожевав, отозвался:

– Включил компьютер, раз уж электричество. Попробовал залезть в интернет – и, представляете, работает! Впервые за десять дней. В общем, ночь прошла спокойно. Эпизодические перестрелки со стороны Прибрежного района и с Круглого холма, где пригород «Химический завод». Жертв, говорят, нет. Зато в Лесном «Бета-банк» грабанули, триста тысяч евро, не слабо, правда? Два охранника кирдык, третий в тяжелом состоянии. Но это за серьезное происшествие не считается. День объявлен спокойным, так что пойдет сегодня дорогая Марточка писать контрольную по алгебре, получит три по десятибалльной системе у господина Золиса, который с радостью впаяет ей «неуд» за первое полугодие.

Я со злостью поставила пустую чашку на стол. Злилась я не на Александра, он всегда такой, а на молодого и безжалостного математика Золиса, который ко всему прочему терпеть меня не может. Вот кого надо бы мобилизовать для защиты Отечества от кровожадных русских, а не отдавать ему на растерзание малолетних гимназистов. Но у него, видите ли, очень плохое зрение.

– Это правда? По поводу двойки в полугодии, – мама холодно посмотрела на меня. Она так и не привыкла к новой десятибалльной системе оценок, а потому переводит все на понятный для себя курс. В общем-то, она права. «Пара» – она и есть «пара», как ни назови ее очередной школьный реформатор. Я погрозила Александру кулаком, а маме сказала:

– Никакой «двойки» не будет. Контрольную напишу на семь, минимум на шесть – и все уладится. А ты, Александр, в лучшем случае – сплетник, в худшем – доносчик.

Александр вдруг вскинул на меня такие же жесткие и холодные глаза, как мгновение назад мама, но тут же ослабил в себе какую-то струну и вновь заговорил с усмешкой:

– Кстати, есть и хорошая новость. Сегодня Евросоюз доставляет в Город гуманитарную помощь.

– Ага! А ты без нее с голоду, ясное дело, помираешь. Жареной картошкой и хлебом с маслом с утра пораньше давишься.

– И никакой благодарности в тебе, сестренка! Это же рождественские подарки нашему многострадальному народу от дружественной Европы.

– Не ерничай! – на сей раз мама, кажется, разозлилась всерьез. – По крайней мере, сегодня будет спокойно.

– Это почему?

– Русские не дураки подвергать Город артобстрелу при европейцах. Последней поддержки лишатся.

– Ох уж, – хмыкнул Александр. – Будто сейчас у них есть эта поддержка. Даже Москва официально отмежевалась от… как это? Ах да, «насильственных действий сепаратистов, приводящих к гибели и страданиям гражданского населения Города, хотя они и спровоцированы крайне националистической и дискриминационной политикой властей Республики».

– Заявлять – заявляют, а деньгами и оружием помогают, – вмешалась я. Вообще-то я терпеть не могу самых популярных в наше время разговоров – военно-политических.

– А ты как думала? Свои, вот и помогают. Пусть и не на правительственном уровне. А нам Евросоюз в полном составе и США – за милую душу.

В словах Александра была непонятная ирония, будто издевался он не над теми, кто четвертый месяц обстреливает Город и не дает нам жить нормально, а над теми, кто хочет помочь. Или даже над нами самими. Мне сделалось обидно, но я промолчала. А мама сказала: