Людмила Раскина - Былое и думы собаки Диты

— Такие воспитанные! Совсем взрослые!

«Совсем взрослые» садились за стол и почему-то сразу набрасывались на сосиски.

Потом Ба, Па и я ушли вниз к соседям, чтобы не смущать гостей. Через три часа мы вернулись, и уже на лестнице нас смутил дикий гвалт из нашей квартиры.

— «Совсем взрослые» веселятся, — задумчиво заметил Па.

Ма позвонила, и шум резко стих. Когда Рыжуша щелкнула замком, все гости уже с куртками в руках теснились в передней и сразу начали по одному быстро утекать мимо нас в открытую дверь.

Мы оторопели.

— Вы уже уходите? А чай вы уже пили? — растерянно спрашивала Ма, но «воспитанные» прыгали вниз по лестнице, как дикие козы, даже не попрощавшись.

Уже не веря ни во что хорошее, Ма и Ба поспешно вбежали в комнату и остолбенели во второй раз: все, что можно было сдвинуть с места, было сдвинуто и щедро засыпано конфетными обертками, в самых неожиданных местах красовались надкусанные бутерброды и размякшие шоколадки, весь пол был в каких-то белых разводах, а по дивану явно ходили ногами.

— У вас что здесь, ураган прошел? — всплеснула руками Ма.

Рыжуша молча стояла посреди комнаты.

— Дочь! А что вы делали с зубной пастой? — крикнул из ванной Па.

— Они ее ели… — прошептала Рыжуша трясущимися губами. — Аринушкин сказал, что в пионерском лагере все так делают..

— А что ж вы сладкий пирог не ели? — это Ба продолжала проверку.

— Да? Не съели? — заинтересовался Па и быстро прошел в кухню.

— Ладно, дочь! — Ма обняла Рыжушу. — Сейчас быстренько все уберем и чаю с пирогом попьем!

Рыжуша облегченно вздохнула, а я пошла к Па: как там дела? Может, еще что-нибудь вкусное осталось?

Это было той осенью…

Когда заболел Па.

Пока Па делали операцию, Ма, Лена и Ленка ждали в больничном подъезде: в городе свирепствовал грипп, и в больницу не пускали — был карантин. В подъезде было холодно и промозгло, с улицы тянуло сыростью. Ма все время била дрожь. Наконец вышел усталый хирург и как-то в сторону произнес то слово, которое все боялись услышать.

— Сегодня к нему нельзя, — добавил он. — Приходите завтра, вас пустят.

По дороге на остановку все молчали. Шел мелкий дождь. Долго не было автобуса, а когда он пришел, Ма вдруг разрыдалась и никак не могла остановиться.

Автобус ушел.

На следующее утро Ма выдали пропуск к Па, но сначала она зашла в кабинет к врачу и попросила его не говорить Па правду.

Перед палатой она немножко постояла, а потом решилась и открыла дверь.

Па лежал на кровати у окна и смотрел на Ма. Он был такой же, как всегда, только очень бледный, и Ма почему-то удивилась, на какую-то минуту ей даже показалось, что ничего и не было — ни ожидания в подъезде, ни того страшного слова, ни сегодняшней бессонной ночи, ни разговора с врачом…

И у нее неожиданно легко получилось сказать, что она говорила с врачом, у него, Па, все в порядке, только на всякий случай нужно пройти курс лечения — химиотерапию. А так все ничего, все в порядке.

Па взглянул на заплаканное лицо Ма и ничего не ответил.

После операции Па еще долго был дома, но я этому не радовалась: я же видела, как ему тяжело, когда он принимает эту свою «химиотерапию», особенно первые три дня на неделе. На четвертый день Па становилось легче. Он вставал, надевал сапоги, теплую летную куртку, которую он получил на своем вертолетном заводе, и говорил:

— Ну что, Дитуша, пойдем по бездорожью?

Мы выходили на улицу. Осень давно кончилась, но снега еще не было. Вернее, он все время падал с неба, но на земле тут же таял и покрывал все вокруг каким-то противным месивом. Дворники не успевали его убирать и почему-то посыпали все вокруг солью. Как будто это суп! Можно подумать, эту грязь кто-то станет лизать.

Редкие прохожие передвигались медленно, осторожно, старались определить, где местечко посуше. А что толку? Разве под этой кашей углядишь? Просто жалко смотреть, как человек стоит на одной ноге, словно аист, выбирает-выбирает, куда бы другую ногу поставить, а потом — плюх! выбрал, называется! — под снегом-то яма с водой! Или, хуже того, лед скользкий!

А мы с Па никогда дорогу не выбираем! Идем вперед! Куда надо, туда и идем! Не сворачиваем!

Ма, правда, потом сердится, что Па ноги промочил: он может простудиться, а ему надо беречься…

Но Па ей прямо отвечает:

— Так мы с Дитушей устроены, Миншток! Под ноги не смотрим!