Людмила Раскина - Былое и думы собаки Диты

Потом было очень больно.

Иногда я открывала глаза и смотрела, где Ма. Она была рядом, и я видела, что ей тоже больно. Когда все кончилось и мы с Ма вышли к машине, Па и Рыжуша сразу выскочили, захлопотали, уложили меня на заднее сиденье, к Рыжуше, а Ма села вперед и заплакала. Па немного подождал, и мы поехали домой. Он только один раз остановился у магазина и купил мне ливерной колбасы.

Ба уже ждала нас, а у меня в кормушке лежала моя самая любимая еда — жареная печенка.

Целую неделю они ходили вокруг меня на «задних лапках», а еще через неделю я уже даже не хромала и выкинула все из головы. Если все время думать, что что-то может случиться, так и не побегаешь всласть.

И мы начали готовиться к собачьей выставке.

Это была моя первая выставка. На ней щенки моего возраста еще не должны демонстрировать свою выучку, судьи просто определяют, насколько щенок соответствует своей породе по размерам, по окрасу и т. д.

Как потом выяснилось, это была и моя последняя выставка, но мы этого тогда еще не знали.

Для начала нужно было меня постричь, а то я уже так обросла, что больше соответствовала породе медвежат.

Стричь меня позвали специальную собачью парикмахершу, которая знала, как должен выглядеть настоящий эрдельтерьер и что сейчас модно. Парикмахерша приехала, сняла пальто, и оказалось, что на ней белый халат. У меня сразу заныла правая лапа, и я зарычала: я не забыла ветлечебницу.

Ма велела мне замолчать, а сама сразу стала оправдываться, что я добрая, но очень эмоциональная, а недавно пережила травму.

Парикмахерша небрежно так махнула рукой:

— Не беспокойтесь! Что я, эрделей не знаю, что ли? Покладистые собаки! Будет у меня как шелковая!

— Покладистая? — засомневалась Ма, но продолжать не стала.

Парикмахерша открыла коробку, в ней лежали острые длинные ножницы и еще какие-то блестящие предметы, совсем как в ветлечебнице. Я вмиг оказалась под столом и оскалила зубы.

Па устыдился: он рывком вытащил меня на середину комнаты, приказал «стоять», а сам стал придерживать меня за ошейник. Рыжуша начала со мной разговаривать, успокаивать, а Ма стала нарезать колбасу мелкими кусочками и приговаривать:

— Сейчас, Дитуша, сейчас!

На какое-то время я отвлеклась, и оказалось, что меня уже стригут. Я слизывала с мягкой Рыжушиной ладошки колбасу, но чутко прислушивалась к щелканью ножниц.

Все потихоньку расслабились, вокруг валялись клочья шерсти, один бок и полспины уже были какие-то голые — одна кожа, и вдруг… я почувствовала, что ножницы прихватили у меня кусочек кожи. Я резко дернулась, и… ножницы больно вонзились мне в шею. Все! С меня хватит!

Я вывернулась из рук Па, упала на спину и стала отбиваться всеми четырьмя лапами. Что потом было! Надевали намордник, держали всем скопом, привязывали к батарее… Все напрасно! Больше я этой живодерке не далась.

Она возмущалась:

— Первый случай в моей практике! — но Ма поскорей заплатила ей все деньги, и она ушла.

А я осталась: наполовину голая кожа, а наполовину шерсть толщиной в ладонь.

— Помесь медведя со змеей, — мрачно оглядел меня Па.

— Мам! Я что, в таком виде с ней гулять пойду? — жалобно спросила Рыжуша. — Меня же засмеют.

— Да уж! Не только люди, телеграфные столбы будут смеяться. Придется стричь самим, — заключил Па.

Но тут решительно вмешалась Ма: нужно, чтоб я сначала успокоилась. Она даст мне димедрол, и я буду в умиротворенном, сонном состоянии.

Ма привела все в порядок, чтобы ничто не напоминало о ненавистной парикмахерше, и начала кормить меня с рук кусочками колбасы. А сама все время что-то ласково щебечет, только что не поет. Но я следила за ней очень внимательно и увидела, как она запихнула в один кусочек какую-то белую таблетку.

Колбасу я съела, а таблетку выплюнула. Ма попробовала еще раз и еще. Этот эксперимент длился довольно долго, я успела съесть всю колбасу и научилась плеваться на далекие расстояния.

Наконец Ма решила, что цель достигнута и я проглотила эту злополучную таблетку (она только потом, когда подметала, нашла ее под столом), и ей даже показалось, что я уже немножко сонная. Не тут-то было!

Потом мы все устали, и я согласилась, чтобы Па меня попробовал стричь осторожненько-осторожненько, пока Ма будет непрерывно кормить меня сыром или печенкой. Дело пошло! И тут Па задел мне ножницами кончик уха — на нем, на ухе, видите ли, лишние волосы выросли. Но с меня было уже достаточно. Все! Не надо мне ни вашей печенки, ни вашего сыра, ни вашей красоты! Пойду на улицу какая есть. Я эрдельтерьер! Охотник на львов! А не какой-то пудель! Вы мне еще бант на хвост захотите прицепить?