Берды Кербабаев: Батыр

Рёв осла прокатился по горам и замер где-то в глубине ущелья. После этого ослик совершенно успокоился и начал удовлетворённо пощипывать молодые листочки на кусте.

Теперь время уже не текло так томительно медленно, и, увлечённый своим занятием, ослик даже не заметил, откуда появился вдруг его хозяин.

А Черкез, подойдя к ослику, неожиданно обнял его серую голову, прижал к груди, погладил.

Ослик совсем не привык к таким нежностям и довольно нетерпеливо замотал головой. Черкез быстро вывел его из зарослей, вскочил ему на спину и, замолотив пятками по бокам, направил его совсем не в ту, как показалось ослику, сторону. Скоро ослик с удивлением убедился, что они и в самом 1деле направляются туда, откуда прибыли.

А Черкез спешил к отцу. Что греха таить, ему было страшно, очень страшно. Он ведь не знал — не гонятся ли за ним по пятам. Тихий стук копыт его ослика громом перекатывался у него в ушах. Он бы обвязал ослику копыта травой, да боялся остановиться. И не только страх за себя гнал его к отцу — он знал, что надо действовать, надо сообщить об этих людях на погранзаставу, а где погранзастава, этого он не знал.

До богарных полей было ближе, чем до села, и потому Черкез погнал своего ослика туда. К тому же мальчику было известно, что на селе он сейчас не найдёт ни председателя колхоза, ни председателя сельсовета — оба уехали в район.

Но когда Черкез добрался до богарных полей, его постигло разочарование: он не нашёл там никого из жнецов. И отца тоже не было. Никого, кроме древнего старика сторожа. Где отец Черкеза, сторож не знал. Пришёл какой-то человек, потолковал с ним о чём-то, и они ушли вместе.

— Кулы-ага, а Кулы-ага, ты не знаешь ли, где погранзастава? —- прокричал Черкез в ухо старику (сторож был глуховат) .

— Когда-то было время, сынок, — неторопливо проговорил Кулы-ага,-—сказал бы ты мне: «Кулы-ага, сведи меня к колодцу в песках», — я бы свел. Сказал бы ты: «Кулы-ага, сведи меня на самую высокую гору», — я бы свёл. А теперь стар стал Кулы-ага, глаза плохи, уши плохи... Нет, не знаю, сынок, где погранзастава. А зачем тебе? И чего это ты ночью по горам шляешься?

Время было дорого, и Черкезу не стоялось на месте, но как не уважить старика, не ответить на его вопрос? Черкез стал наскоро рассказывать, что приключилось с ним в этот вечер.

Нагнувшись к Черкезу, выставив вперёд седую бороду, Кулы-ага внимательно слушал его торопливый рассказ.

Когда Черкез на секунду умолк, чтобы перевести дух, старик нетерпеливо спросил:

— Да как же ты от них удрал-то?

— А вот, друг выручил, — ответил Черкез, шлёпнув ладонью по шее осла.

И мальчик рассказал старику, как он закричал, чтобы привлечь внимание тех, кто, как ему показалось, проходил низом ущелья, и тогда неизвестный схватил его за горло и чуть не придушил. Но тут откуда-то издалека донёсся громкий крик осла, и неизвестные страшно обрадовались, потому что их мучил голод, и они все поспешили туда — на крик осла. Но он, Черкез, нарочно стал их кружить и завёл в чащу на самом краю крутого обрыва — только они не знали, что там обрыв. А он улучил минуту, юркнул в кусты и кубарем полетел вниз. Он знал, куда летит, знал, что там внизу не камни, а мягкая лужайка, — не раз при ярком солнышке он потехи ради скатывался с этого обрыва. Так он от них и удрал — и прямо к своему ослу...

Слова Черкеза произвели сильное впечатление на Кулы-ага.

—Да-a, видал, чего в двенадцать-то лет натворить можно! — с завистью произнёс старик. — А мне вот уже восемьдесят второй пошёл... — прибавил он со вздохом. — Ну, ты молодец, парень! Чтоб твои уши и глаза всегда были такими чуткими и зоркими...

—Кулы-ага, посоветуй, что мне теперь делать? — попросил Черкез.

Кулы-ага просто сознался:

— Для таких сложных вопросов, сынок, голова моя уже слаба. Спросил бы ты меня что-нибудь насчёт жатвы или косовицы... Думается мне всё же, что надо тебе поспешить в село — там народ поднимать. Только смотри не попадись опять этим в лапы.

Черкез и сам уже пришёл к такому решению. Ударив ослика пятками в бока, он ткнул его палкой в шею и покатил вниз.

И снова в тишине ночи зацокали копыта по каменистой тропке, и луна, поднявшаяся уже на высоту пики, отбросила на склон холма длинную скользящую тень мальчика верхом на осле.

У. Опять встретились

Ну и ночка! Да, не раз будет Черкез вспоминать эту ночь.1 Никогда ещё за всю его недолгую жизнь не приходилось ему переживать такого. Уже немало натерпелся он страху и, подъезжая наконец к родному селу, никак не думал, что эта ночь готовит ему новую неожиданность.