Павел Петунин - Пограничное лето

Лосенок получал от них утреннюю порцию сахару и неторопливой рысцой сопровождал мальчишек до пограничной купальни. А там, разлегшись на краю берега, наблюдал за ребятами внимательными глазами, как будто контролировал: а правильно ли Санька обучает Костю плаванию и прыжкам в воду.

Если бы лосенок умел разговаривать, то, наверное, сделал бы Саньке замечание: очень уж он торопился выковать из Кости настоящего пловца и прыгуна. По правде-то говоря, и Косте не терпелось поскорее изучить все секреты. Но на то они и секреты, что не сразу даются в руки: они любят, чтобы добывали их трудом и не торопясь…

Прыжки в воду Костя решил осваивать не с чего-нибудь, а сразу с «ласточки». Санька не противился: он считал, что у Кости хорошие спортивные способности — ведь далеко не каждый мальчишка уже на второй раз начнет так уверенно мерять воду настоящими «саженками», как это получилось у Кости. И потому не возражал.

Но Санька переоценил Костины возможности. Костя за это жестоко поплатился, а Санька отделался некоторым испугом.

Костя не очень внимательно выслушал на берегу Санькины объяснения насчет того, как держать руки и ноги во время прыжка и под каким углом прыгать. Даже перебил учителя нетерпеливо:

— Ну, что тут объяснять, когда все ясно? Я же видел, как ты прыгаешь!

Птицей взлетел на мостки и прыгнул в воду. Если бы сфотографировать его тело в короткий миг полета над водой, то оно скорее напоминало бы фигуру лягушки, но только не ласточки.

С грохотом и плеском взметнулись вверх брызги воды, и вдруг раздался отчаянный мальчишеский вопль:

— Ой-ой-ой!

Вопль этот был такой пронзительный, что лосенок испуганно вздрогнул и вскочил на ноги, а старик по ту сторону границы перестал бранить батраков. Приложил к глазам ладонь козырьком и стал внимательно вглядываться: что же это такое произошло на территории соседнего государства?

Когда улеглись брызги, то перепуганный Санька над поверхностью заливчика увидел исказившееся от нестерпимой боли Костино лицо. Костя крутился на месте, взвизгивал по-собачьи, фыркал и отплевывался. Санька бросился к нему на помощь и за волосы подтащил к берегу. Костя сделал два шага и упал на песок.

— Что с тобой?

— Ой-ой-ой! На что-то твердое упал, — простонал Костя в ответ.

Он поднялся с земли. Держась за живот, согнулся в три погибели и стал кланяться земле, как заведенный.

Никакого твердого предмета не было на воде. Просто-напросто в короткий миг полета с мостков у Кости выскочили из головы все Санькины наставления и он, вместо того чтобы нырнуть в воду головой, как советовал приятель, плюхнулся плашмя и сильно ударился животом об воду…

— Хорошо, что низкие мостки, а то бы запросто разбился насмерть, — сказал Санька.

Он хмурился, с трудом сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, — очень уж смешно было смотреть сейчас на Костины страдания.

Выразил свое отношение и лосенок: он подошел к пострадавшему и ткнул его в шею бархатной мордочкой — сочувствовал, наверно…

Ребята, конечно, не стали рассказывать о происшествии в купальне. Они просто умолчали об этом. Нина Васильевна поинтересовалась:

— Ты что это, Костенька, такой бледный сегодня? Не захворал ли?

Костя буркнул в ответ что-то неопределенное.

А вскоре ребята и совсем забыли об этом — у них появилось множество дел.

Каких-то полтора часа бегали Костя с Санькой на речку. Но за это время застава, обычно тихая, неузнаваемо изменилась: она кипела, звенела возбужденными голосами множества людей. Возле заставского дома деловито суетились солдаты, парни в гражданском, девушки в пестрых цветастых платках. Они таскали доски, бревна, стучали топорами и молотками. Застава начала одеваться в строительные леса.

Полтора часа назад не было никого, и вот на тебе — такое сборище!

Мальчишки, конечно, никак не могли оставаться в стороне от такого большого дела. Они быстро позавтракали, переоделись во что похуже и побежали на заставу. Костя бежал так бойко, как будто это не с ним, а с кем-то другим приключилась недавно беда.

Забыла про свои хвори и Ефросинья Никитична. Она тоже суетилась возле заставы — заглядывала в бидоны с краской и просила Сергея Трубникова составить колер посветлее и повеселее.

— Чтоб сердце радовалось, когда будешь смотреть на заставу.

— Будет радоваться! — заверил Трубников.

— Вон какую темно-синюю краску навел. Какая же радость от темноты?

— Светленькую добавим. Вы не волнуйтесь, Ефросинья Никитична. Будет полный порядок! Вы лучше отдыхайте, поправляйтесь после болезни.