Роальд Назаров: Витька с Выборгской

Витьку посадили за одну парту с Федей Победимовым. Парень как парень, только суматошный очень — за все хватается, ничего до конца не доводит. Купили ему велосипед — гоняет на велосипеде. Купили фотоаппарат — щелкает, снимает, житья никому не дает. А потом вдруг бац! — марки собирает, одни марки на уме. И так все время, сплошные хобби, сегодня сам не знает, чем увлечется завтра.

Нет, Витьке не по душе такая целеустремленность в разные стороны. Семь пятниц на неделе! Может, поэтому и не завязывается у него с Победимовым узелок настоящей дружбы?

А вот с Зоей Тереховой совсем другое дело. Казалось бы — что общего? Она много старше — двадцать с лишним лет, вполне взрослая, работает на трикотажной фабрике, выступает в самодеятельности. Какое ей дело до шестиклашки? Просто соседи. А вот нет, оказывается, не просто соседи. Тут тебе и дружба, и равноправие, и полное взаимное доверие! Разве не равноправие, если Зоя с каждой получки покупает две карточки спортлото, одну себе, другую Витьке, и вечером оба они сидят за столом и, загородясь ладошками, чтобы не подглядывать, зачеркивают номера. Потом отсылают карточки и ждут не дождутся, когда в газете объявят результат тиража.

Правда, пока ни он, ни Зоя еще ни разу не угадали даже трех цифр.

«Опять не обрыбилось!» — смеется Зоя, и каждому ясно, что со следующей получки она снова приобретет две карточки. «Ну не дураки?» — беззлобно говорит Ольга Ивановна, а Зоя обнимает ее, хохочет, кружит по кухне: «Теть Лель, вот выиграю пять тысяч, разделим на двоих и уж так развернемся, так развернемся!» Витька, сияя, смотрит на мать, на Зою, шмыгает носом, рот до ушей, а в уме прикидывает, как бы сам он, Витька, развернулся с такой кучей денег? Планов у него на этот случай множество. Одно плохо, он сам чувствует, — все эти планы какие-то нетвердые, похожие на увлечения Федьки Победимова. Сегодня то, завтра это. Не годится так. Несерьезно. В жизни нужно крепко стоять на ногах и быть готовым заранее ко всему. Даже к выигрышу в спортлото!

Знать надо, чего ты хочешь в жизни…

И вдруг в передней звонит телефон.

— Вить, — говорит Зоя. — Если опять этот, меня нет дома и неизвестно, когда буду, ладно?

Мать качает головой и грозит ей пальцем.

Есть такой тип, который все время звонит. Кто он, откуда, какой — Витьке неведомо. Ни имени, ни фамилии, просто — Этот. Как кличка. Один только голос известен — бархатный, медовый басок.

И разве, скажите, не признав это величайшего доверия, если Зоя обычно поручает Витьке отвечать ему по телефону?

То-то же!

Витька не спеша идет к телефону. Пускай подождет, потерпит пускай, нам не к спеху.

— Витька! — кричит мать. — А если кто по делу?

Витька срывает трубку.

— Алло?

— Будьте любезны, попросите Зою, не голос, а мед из трубки.

— Ее нет дома, — неколебимо отвечает Витька, подмигивая стоящей поблизости Зое.

— А когда она будет? — горчит мед из трубки.

— Неизвестно.

Витька кладет трубку с чувством исполненного долга. Отшил Этого, выручил Зою, Зоя благодарно кивает, дарит улыбку, но улыбка почему-то не веселая, а глаза будто и не видят Витьку, смотрят мимо.

Был случай — Витька спросил прямо:

— Чего ему надо от тебя? Чего он пристает?

Зоя как раз была на кухне, гладила что-то, а заодно и Витькины брюки с отвислыми коленками. Гладила и как всегда пела:

Может, эта самая песня и навела Витьку на мысль спросить Зою в лоб:

— Чего он к тебе пристает?

Зоя не ответила, отмахнулась.

— Фантомас какой-то! — рубанул Витька.

— Вот именно что Фантомас, — усмехнулась Зоя.

И плотно замолчала.

Витька не в обиде. Понимает, не маленький, — есть вещи, куда нечего совать свой нос. Другое дело, он не из праздного любопытства, а из желания помочь, из чувства солидарности с Зоей. Но взрослым это невдомек — все равно не пускают туда. Что ж! Им же хуже…

Между тем Витька давно поднялся на девятый этаж, вышел из лифта, отпер шестьдесят девятую квартиру, разделся, отмыл руки, измазанные и ободранные об асфальт. Потом разогрел обед, поел, вымыл за собой тарелку. Так уж у них заведено с матерью. «Нянек нам с тобой, парень, по штату не положено», — эти слова Ольга Ивановна сказала раз и навсегда.