Дарья Доцук: Невидимый папа

– Почему ты не можешь просто за меня порадоваться? – спрашиваю я холодно и встаю.

– Жень, да я рада, только…

В дверях я на мгновение оборачиваюсь, чтобы сказать напоследок:

– Ну и что, что разница в возрасте? На то он и старший брат, чтобы старше быть! И, знаешь, я ему всё равно напишу!

Так мы и расстаёмся.

Я всё прокручиваю в голове Женькины слова – «не захочет отвечать», «у него своя жизнь…» Зачем она всё это наговорила? Вот зачем? Я теперь сомневаюсь.

И ведь не пишет, не извиняется. Может, ей вообще не стыдно? А может, завидует? Или настроение плохое было? Ведь не может так случиться, чтобы Филипп не захотел, не ответил. Не может, и всё.

Мне охота избавиться от этих мыслей, вынуть их из головы и отложить куда-нибудь, потому что сейчас нужно сосредоточиться на другом – на письме брату. Я достаю дневник и записываю всё, что произошло у нас с Женькой. Мама говорит, что гнетущие мысли, которые некогда или не хочется сейчас обдумывать, можно оставить в дневнике на потом. Освободить в голове место для чего-нибудь хорошего и радостного. Она так всегда делает, с пятнадцати лет. У неё целая полка дневников. Они стоят толстые и набухшие, как намокшие книжки, на каждом корешке значится год. Я пробовала тайком читать, но у мамы почерк – это что-то. Как будто алхимик на латыни написал. А мне так интересно – ведь там, наверное, и про папу есть.

Когда маме грустно, она выбирает какой-нибудь дневник наугад и перечитывает с любого места. Конечно, она только делает вид, что наугад – чаще всего это что-то школьное или институтское. И ещё она любит год, когда я родилась. И хотя с папой они, по-моему, уже тогда не ладили, маме нравится зачитывать вслух отрывки про маленькую меня.

Когда наш с Женькой разговор перенесён в дневник, мне и правда становится легче, но не совсем легко, всё равно горьковато. Как будто Женька мне чужая – вот как она себя повела. Зачем она так?

В дневнике между страниц папина фотография. Я иногда, вот как сейчас, подолгу её рассматриваю. На ней папа студент. У него весёлые, озорные ореховые глаза. Счастливые.

Папа наверняка обрадуется, если узнает, что его дети познакомились, подружились, как и положено брату и сестре. Может быть, Филипп что-нибудь знает о папе?

Я открываю «сообщения» и приступаю. О Женьке подумать ещё успею, а сейчас – письмо. Сколько всего мне нужно ему сказать! Но, глядя, как посреди белой пустоты мигает курсор, я вдруг теряюсь: с чего же начать?

«Здравствуйте, Филипп. Извините за беспокойство, но мне нужно сообщить Вам кое-что очень важное. Вы, наверное, ужасно удивитесь, как удивилась я, когда узнала, что…»

Нет, слишком официально, надо как-то сразу по-дружески начать. Удаляю и пробую заново:

«Привет, Филипп. Можно на “ты”? Пишет тебе твоя сестра…»

Нет, пожалуй, писать «сестра» не совсем верно, нужно уточнить. Всё-таки сёстры бывают разные: родная – не то же самое, что двоюродная. А кто Филиппу я? Какая сестра? Я лезу искать, как это правильно называется – по-моему, сводная?

Нет, сводная – это с которой нет никакого родства, дочь мачехи или отчима от прежнего брака, а мы с Филиппом, оказывается, единокровные. Как хорошо, что не сводные! «Сводная сестра» звучит как «злая мачеха», а единокровные – красиво, значительно. Как из «Маугли»: «Мы с тобой одной крови».

«Здравствуй, Филипп, – начинаю я в третий раз. – Надеюсь, ты не очень обидишься, что я вот так сразу к тебе на “ты”. Дело в том, что вчера я узнала, что мы с тобой приходимся друг другу единокровными братом и сестрой. У нас общий папа – Дмитрий Востриков. Я его дочь от второго брака. Меня зовут Женя.

Папу я совсем не помню. Я живу вдвоём с мамой, но мама о нём говорить не любит, а мне очень интересно. Может быть, ты что-нибудь знаешь? Вчера мама проболталась, что у меня есть старший брат, и я тут же решила тебе написать. Мне бы очень хотелось с тобой познакомиться. Надеюсь, ты будешь не против.

Женя».

Я перечитываю письмо, как контрольное сочинение – дважды: сначала по содержанию, а потом исправляю ошибки и опечатки. Только почему-то волнуюсь я гораздо сильнее, чем когда сдаю сочинение, так что на всякий случай решаю перечитать ещё разок.

Ну, вроде ничего. Мне вдруг приходит в голову, что Филипп может засомневаться в нашем родстве. Нужны какие-то доказательства, а то решит ещё, что я самозванка. На всякий случай я сканирую папину фотографию и прикладываю к сообщению. Всё, готово.

Однако я снова медлю, снова спрашиваю себя: «А вдруг и правда не ответит?» Но вот смотрю на папину фотографию и уговариваю себя, что ничего не потеряю, если отправлю это сообщение. Ещё вчера у меня не было брата, а теперь есть. Ну не ответит и не ответит. Всегда стоит попробовать. И я нажимаю «Отправить».