Дэвид Алмонд: Огнеглотатели

Подергала в швах, подняла к солнцу, покрутила головой, подумала, потом достала пару фунтов.

И рассмеялась.

— Сядет она. Обязательно сядет. Но выглядеть ты в ней будешь отлично. Этакий молодой франт.

А потом мы ели горячие бутерброды с мясом, поливали их соусом и горчицей, облизывали сок с подбородка и между пальцев. Пили сарсапарелевый напиток у лотка со здоровой пищей. А потом ушли от лотков к самой воде. Она текла ниже, метрах в трех. Над водой парили чайки, пикировали на объедки, которые им кидали ребятишки. Как раз начинался прилив, у берегов вода бурлила, волновалась, кружилась. А мама все смеялась, подставляя лицо солнцу.

— Говорила я твоему отцу — тучи еще рассеются, — сказала мама. — А он у нас старый брюзга. Вечно твердит про осень и зиму.

Ухватила меня за руку и потащила дальше.

— Пошли! — торопит. — Прокатимся на лифте до неба!

Лифт находился внутри каменной опоры моста. Мы остановились в тени у огромного стального пролета. Я раскинул руки между двумя здоровенными заклепками. Наверху ревел поток машин. Рядом чайка выдирала кровавые ошметки из бумажного пакета. Прозвонил колокол у реки, вдали прогудела пароходная сирена.

Тут подъехал лифт, внутри сидел на табуретке маленький человечек.

— Прошу вас, мадам, — пригласил он. — И вас, молодой человек!

И давай нажимать кнопки и дергать рычаги. Я все смотрел, пока мы с тряской поднимались вверх, — человечек от мамы глаз оторвать не может. На полочке рядом с ним стоял термос, коробка с бутербродами, лежали ручка и блокнот. Он перехватил мой взгляд.

— Я все записываю, — говорит. Глаза как блеснут! — Про каждого пассажира. Так, на память.

Меня так и потянуло взять блокнот и заглянуть туда; он понял.

— Ох, да вам это наверняка скучно покажется, — говорит. — Там одни даты, описания да заметки про погоду. — Пожал плечами. — Надо же чем-то заполнять дни, а то все время вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз.

Мама протянула ему монетку, он взял и галантно распахнул дверь.

— Прибыли. Всего наилучшего, мадам. Всего наилучшего, молодой человек.

Мы вышли на площадку над мостом. Едва затворилась дверь, он схватил ручку.

— Красивая, яркая дама, — донеслось до меня. — Вся в красном. С ней тихий мальчик. Второе сентября тысяча девятьсот шестьдесят второго. Солнечно после дождя.

Двери лифта затворились. Мимо неслись автобусы, грузовики и машины. Воняло отработанным бензином. Мама стояла у парапета и смотрела вниз, на реку и рынок. Я скрючился рядом и смотрел вниз через металлические прутья. Река бурлит. Под нами пролетают чайки. Внизу, на краю рынка, так и стоит толпа вокруг Макналти. Его опутывают цепи. Он дергается, извивается и пытается все это сбросить.

— Ты посмотри на него, — сказала мама. — Вот бедняга.

И повесила голову — волосы упали и закрыли мне вид. Наклонилась вперед, и мне стало видно ее лицо. Улыбнулась из головокружительной высоты над мостом. А потом рассмеялась и бросилась бежать. Красное пальто распахнулось и взлетело, как два крыла.

— Вперед, Бобби! — кричит. — Догоняй! Кто первый перебежит на ту сторону?

В город мы вернулись пешком. Дождались автобуса у военного мемориала. На нас смотрел ангел с мечом в руке. К нему тянулись стоявшие рядами каменные солдаты. Поверх убористых строчек с именами погибших горожан кто-то написал белой краской: «ДОЛОЙ ЯДЕРНУЮ БОМБУ». В автобусе мама обняла меня одной рукой, а я не возражал, мы так и сидели, прижавшись друг к другу, пока автобус тарахтел по городской окраине. Я сижу и пытаюсь расслышать стук ее сердца. Мама сказала — какое небо красивое, синева перетекает в бесконечные оттенки фиолетового, розового и оранжевого. И как пойдет нахваливать поля, изгороди, садовые участки, голубятни, силуэты коперов к северу. А потом ахнула, едва увидев вдали сверкающее море и крыши нашего Кили-Бей.

— Просто как… — говорит. — Впрочем, кто может описать такую красоту?

— Ты, — пробормотал я, но так тихо, чтобы она не расслышала.

— Ты, — сказала она. — Ты чего-то совсем притих в последнее время. Куда подевался наш жизнерадостный безобразник? — Она сжала мою руку. — Ну, не переживай. Это такой период. Скоро опять станешь жизнерадостным. Ух, ну только посмотри на Мистера Все-Под-Контролем!

Смотрю — папа дожидается нас на перекрестке рядом с «Крысой», руку поднял, чтобы остановить автобус. Мама, когда спрыгивала, топнула ногой.

— Думаешь, мы такие тупые, что проедем свою остановку? — спрашивает.