Дэвид Алмонд
Мой папа — птиц
Фрейе и Дэвиду Лану посвящается… (Д. А.)
Моему отцу (П. Д.)
В доме 12 по Жаворонковой улице начиналось обычное весеннее утро. За окном щебетали и посвистывали птицы. Рычали моторы, шуршали шины. У Лиззи затрезвонил будильник. Соскочив с кровати, она умылась, почистила зубы и уши, причесалась, надела школьную форму, спустилась на кухню, налила воды в электрочайник, включила, сунула хлеб в тостер, поставила на стол две тарелки, две кружки, разложила ножи и вилки, вынула из холодильника молоко, масло и джем и подошла к лестнице.
— Папа! — крикнула она. — Папа!
Нет ответа.
— Пап, вставай! Пора!
Нет ответа.
— Вставай! А, то поднимусь сейчас и…
Она топнула правой ногой по нижней ступеньке. Топнула левой — по второй ступеньке, погромче.
— Уже поднимаюсь! — крикнула она.
Фырк, стон. Опять тишина.
— Считаю до пяти. Раз… два… два с половиной… Папа!
Сверху донеслось глухое бурчание:
— Иду, Лиззи…
Грохот, снова стон… А вот и папа: мятый заношенный халат, тапки просят каши, сам лохматый-прелохматый, и щетина на подбородке торчком.
— Давай уже, спускайся, — велела Лиззи.
Папа поковылял вниз.
— И не гляди на меня такими глазами, — добавила Лиззи.
— Не гляжу, не гляжу… — забормотал папа.
Она поправила халат у него на плечах.
— На кого ты похож? И почему копался там наверху так долго?
Папа мечтательно улыбнулся.
— Сон смотрел.
— Сон он смотрел! Что за человек?! Сядь уже за стол. И не горбись.
— Ага. Понял.
Он присел на самый краешек стула. Глаза его возбуждённо посверкивали. Лиззи поставила перед ним полную кружку чая.
— Пей давай.
Он отпил глоточек.
— И тост с джемом ешь.
Он откусил с уголка.
— Пап, кусай как положено, — велела Лиззи.
Он откусил побольше.
— Теперь жуй. И проглотить не забудь.
Он пожевал и широко улыбнулся.
— Ну? Глотай!
— Уже глотаю, Лиззи.
Он откусил большой кусок, пожевал и разинул рот — показать, что там пусто.
— Видишь? Всё съел!
Лиззи отвела глаза.
— Давай без глупостей, пап.
Она пригладила ему лохмы, расчесала щёткой. Вытянула наружу загнувшийся воротник пижамы. Укололась о щетину на подбородке.
— Совсем ты себя запустил, — вздохнула она. — Так больше нельзя. Или льзя?
Он покачал головой.
— Нельзя, Лиззи. Конечно, нельзя.
— Чтоб сегодня же принял душ, побрился и… Сними наконец этот жуткий халат.
— Сниму, Лиззи.
— Вот и молодец. Какие планы на день?
— Летать буду, Лиззи. Летать прям как птица!
Она закатила глаза.
— Вот ещё, птиц выискался!
— Да, Лиззи! Птиц! А потом соревноваться буду.
— С кем? В чём?
Он рассмеялся и, потянувшись через стол, взял её за руку.
— С такими, как я! С человекоптицами! С птице-человеками! Объявлен Всемирный конкурс! Неужто не слышала? Летуны съезжаются к нам в город совсем скоро! Я вчера узнал. Нет, позавчера. Нет, позавчера от сегодня на прошлой неделе. Главное: кто первым перелетит через реку, получит тысячу фунтов. Я непременно полечу, Лиззи. Клянусь! Речку я перелечу, приз я точно получу! Войду наконец в историю!
Папа вскочил, раскинул руки и захлопал ими, точно крыльями.
— Ну как? — спросил он. — Ноги от пола оторвались? Уже лечу?
Он разбежался и захлопал руками ещё сильнее.
— Папа, — одёрнула его Лиззи. — Опять глупости? Но он забегал по комнате, и она устремилась следом — круг за кругом. Наконец догнала, снова пригладила ему вихры, поправила халат.
— Ладно, — сказала она. — Летай, если хочешь. Но не забудь тут без меня пообедать и глотнуть свежего воздуха.
Папа закивал.
— Пообедаю, Лиззи, глотну, Лиззи! — Он снова захлопал руками-крыльями и захихикал.
— Да, кстати, тётя Дорин обещала сегодня зайти, — сказала Лиззи.
Эта новость оборвала папин вдохновенный полёт.
— Тётя Дорин?
— Да, папа. Тётя Дорин.
Читать дальше