Ая эН - Ёлка, которая пароход

Он опять подошел к портрету, но взгляд его был теперь другим, нормальным, не отрешенным.

– Но там такое дело было…

И отца понесло. Из его зашкально-эмоционального спича Петя понял только то, что досталось отцу за дело, и дед был в совершенно стрессовом состоянии, и что не так уж и досталось, и что вообще, по большому счету, такое происшествие не в счет. Ну, не в счет наказания. Ну, в смысле не то, что, мол, вот взяли и выпороли. Петя зевнул.

Отец заметил зевок и закруглился:

– Ладно, давай считать вечер воспоминаний оконченным. Доедай блин и пошли спать.

– Мы сегодня тут ночуем, не у теть Лены?

– Да-да. Это мы из-за мамы тут не ночевали, она не хотела. Ну, пусть. Ты ж понимаешь, женщины – существа нежные и мнительные.

Петя проглотил предпоследний кусочек блина и пошел помогать стелить постели. Пододеяльники решили не натягивать – на две ночи смысла нет.

– Хотя мне, может, придется задержаться, – вдруг сказал папа. – Тогда я тебя на «Сапсан» посажу, а там мама встретит.

– Сам доберусь, не маленький! А что у тебя за дела?

Отец замялся, потом сказал:

– Понимаешь, тут две небольшие проблемы. Одна с завещанием, оно неофициальное, совсем неофициальное, на словах. Но – последняя воля. Впрочем, там ничего серьезного, мелочь, просто надо решить, как быть.

– А вторая?

– Мы с мамой не смогли найти шкатулку с бабушкиными украшениями.

– О-па!

– Вот тебе и «о-па»!

– Это та, которая в шкафу за старым чемоданом хранилась? Я еще играл с ней в детстве, да? Два отделения, одно было заперто.

Отец кивал, кивал и кивал.

– Вот она и исчезла. Причем странно исчезла, ведь в квартиру никто не заходил, папа упал на лестнице, выходя из подъезда. Первыми в квартиру после его смерти вошли мы с мамой. Дверь была не вскрыта.

– А запасные ключи у кого-нибудь были?

– Нет. Катя отрицает, у Лены точно не было.

– А у соседей?

– Из соседей к деду только Вика постоянно ходила играть на рояле, но у нее и у ее мамы точно не было ключей.

– Ты уверен?

– Стопроцентно.

– Почему?

– Я не хотел тебе говорить, но… Дело в том, что эта Вика, хотя и талантливая девочка, немного… нечиста на руку. Вот ты говоришь, что помнишь тот день, когда она осталась тут с тобой перед Новым годом.

– Да, отлично помню, и что?

– Так вот в тот день Вика украла несколько уникальных елочных игрушек – действительно уникальных. Еще стянула икру из холодильника – две банки. И еще кое-что… Твой дед никогда ей не доверял и не оставлял в квартире одну.

– Папа, ты что?! Вика ничего не крала, пингвинов я сам ей подарил. Я тогда не знал, что они такие уникальные! И икру мы взяли просто поесть!

Отец только рукой махнул:

– Поесть! Да ты отродясь черную икру не ел, и красную тоже.

Споря и отстаивая каждый свою точку зрения, они достелили постели и легли спать. Отец был совой, он всегда засыпал плохо. Лежал, ворочался, вздыхал потихоньку. Петя совой не был, ему не спалось от перевозбуждения. Он думал обо всем подряд. Воровка Вика или нет? Родной он или нет? Гений он или гений, но не интерпретации? Кто мог стащить шкатулку? А что в ней вообще было?

– Па-а! Спишь?

– Мм… Нет.

– Па, а в угол тебя за что ставили?

– За глупости. За что детей в угол ставят?

– Не знаю… А меня вы почему никогда в угол не ставили?

– А что толку? В угол обычно ставят зачем? Чтобы ребенок думал о том, в чем провинился, и исправлялся. Но это же бред. В углу совсем не об этом думаешь.

– А о чем думаешь?

– Ну… о том, как все несправедливо… И «когда выпустят»… Или еще: «А я все равно назло еще хуже сделаю»… В общем, учти на случай, когда сам папой станешь: маленьких никакого смысла нет в угол ставить.

– А больших?

Папа усмехнулся, фыркнул, зевнул:

– Больших – имеет. Рот скотчем заклеить, руки за спину и на горох на колени! Чтоб болтал поменьше и спать не мешал!

Петя обиделся, буркнул:

– Спокойной ночи!

Потом повернулся к отцу спиной и накрылся с головой одеялом.

Мысль о шкатулке с драгоценностями спать не давала. Когда отец задышал ровно, Петя вылез из-под одеяла и пробрался в гостиную.

Тучи разошлись – редкое явление в питерском феврале. Луч лунного света падал на стакан водки и хлеб. Петя сел в дедово кресло, спиной к луне и стал смотреть на стакан. Сидел так около часа, наверное. Потом нашел блюдечко с недоеденным поминальным блином. Доел, прошептав что-то портрету. И, замерзший, потопал в спальню.

Мать вернулась не поздно, но Вика уже спала. Вид у дочки был уставший, измученный. Шкатулки нигде на поверхности не наблюдалось. Спрятала? Не нашла? Ей вообще удалось втереться в доверие к пацану? А может, Сергей не вовремя вернулся? Мать прошла на кухню, тихонько прикрыв дверь в комнату, – пусть спит, – выпила чаю, всплакнула о ее будущем. Потом о своем прошлом. Легла тут же, на кушетке. Она часто тут спала, когда возвращалась с дежурства во внеурочное время, чтобы не будить девочку.