Жан-Филипп Арру-Виньо - Вишенка на торте

Папа и мама твердо стояли на своем. Видимо, образ Жана А. с висящей через плечо гитарой, извивающегося перед усилителем размером с небольшой шкаф, не входил в их представления о воспитательных принципах.

— Я не допущу, чтобы в нашем доме завелся стиляга! — говорил папа.

— Если ты вбил себе в голову, что хочешь играть на музыкальном инструменте, то почему бы не купить гобой или флейту? — поддерживала его мама.

Сами они слушают только классические пластинки — каждое воскресное утро папа ставит их на проигрыватель в гостиной и отбивает ритм курительной трубкой, подпевая: «Пам-пам-пам». Но разве можно стать кумиром молодежи, если играешь на гобое или флейте, — даже если на тебе брюки клеш?

— Я вас предупреждаю, — грозил Жан А. — Если моя профессиональная жизнь никак не сложится, в этом будете виноваты вы! В кои-то веки у меня появилось призвание, а вы…

И он убегал к себе в комнату (ну, то есть в нашу с ним комнату), запирался там, посильнее хлопнув дверью, и включал приемник так громко, что не слышно было даже папиных «пам-пам-пам».

— Это переходный возраст, — со вздохом утешала папу мама. — Скоро пройдет.

— Дорогая, в следующий раз, когда я захочу завести себе старшего сына, — гремел папа, — напомни мне, чтобы я с самого рождения отдал его в интернат для детей военнослужащих, хорошо?

Наконец Жану А. пришел в голову спасительный аргумент.

— Я ведь ни за что не смогу продвинуться в английском, если буду играть на флейте! А вот если мне все время разучивать свои любимые шлягеры…

Папа погрузился в глубокие раздумья и наконец, прикрыв глаза и медленно выдохнув через нос (он был похож на бутылку минералки, у которой потихоньку откручивают пробку, чтобы осторожно выпустить газ), произнес:

— Хорошо. Раз мнение главы семьи в этом доме ровным счетом ничего не значит — пожалуйста, покупай себе гитару. Но только настоящую.

Жан А. не мог поверить собственным ушам.

— Что значит «настоящую»? — спросил он.

— Акустическую, безо всяких там усилителей, вот что значит «настоящую», — объяснил папа. — Инструмент для занятий музыкой, а не для извлечения децибелов.

— Ну вот сразу видно, что вы ничего не смыслите в поп-культуре! — застонал Жан А. — Да на акустических гитарах уже тысячу лет никто не играет!

— Или так, или никак, — провозгласил папа. — Я не позволю, чтобы у нас в доме из-за тебя постоянно выбивало пробки или чтобы все твои братья разом оглохли.

Когда Жан А. притащил домой акустическую гитару, казалось, он несет в руках мумию, которая от малейшего удара рассыплется в пыль.

На новую гитару денег у него не хватило, поэтому он купил подержанную у одного десятиклассника. Чехол и корпус гитары были все в наклейках, а гриф выглядел так, как будто кто-то долго стругал его напильником, и все равно Жан А. так и сиял — никогда в жизни он еще не был так горд.

— Первый, кто притронется к моей гитаре, — труп, — пригрозил он нам. — Поняли, мелюзга?

Когда пришло время ложиться спать, он затащил гитару к себе на второй ярус. Она заняла в его кровати столько места, что спать Жан А. мог только на боку, придвинувшись к самому краю — его спина нависала над пропастью, и каждое движение отзывалось дребезжанием струн.

— Ты что, всю ночь будешь бренчать на своей дурацкой кастрюле и не давать мне спать? — не выдержал я.

— Ты ничего не понимаешь! — ухмыльнулся он. — На гитаре мало играть, ее еще нужно приручить!

Слово «приручить» напомнило мне о Диаболо и о том, как я приручил его, — именно я, а не кто-нибудь еще, — и у меня на глаза навернулись слезы. Из-за Жана А. мой кот никогда не спал со мной в одной комнате, на одной кровати, а теперь было уже поздно.

— И знаешь что? — не унимался мой старший брат. — Я создал поп-группу!

— Подумаешь! — буркнул я.

Но любопытство вскоре взяло верх.

— Свою поп-группу? И с кем же?

— С самим собой, — с гордостью ответил он. — Это сольная группа. Называется «Джон Эй энд зе Тостерс».

— «Жан А. и Тостеры»? Что за бредовое название!

Сидя в кровати, он в кромешной темноте принялся бренчать что-то невразумительное на своей гитаре. Тыдынц! Тыдыщ! — донеслось с верхнего яруса.

— Ладно, все, заткнись, — сказал он. — Ты мешаешь мне сосредоточиться.

Я пожал плечами.

— Слушай, чурбан, — прошептал я. — И как ты собираешься ее приручать, если не знаешь ни одного аккорда?