Михаил Герчик - Ветер рвет паутину

Пол и обои темнеют. Я чиркаю спичкой… И тут же гудящее пламя взлетает к потолку, и меня обдает нестерпимым жаром.

Я обматываю голову одеялом, подтягиваюсь на руках и, как тараном, бью головой по стеклам. Они со звоном сыплются наземь. Пересиливая боль в пояснице, я ползу, ложусь животом на подоконник, протискиваюсь через раму и падаю на грядки с побуревшей травой.

И в то же мгновение кто-то подхватывает меня и разматывает одеяло. Со стоном я открываю глаза и вижу над собой испуганные, прыгающие Катькины глаза. С Катькой — двое мальчишек. Один из них выдирает раму и прыгает в комнату. Второй переваливается через подоконник за ним.

Катька подхватывает меня под мышки и тянет к забору. Мои, ноги бессильно волочатся по земле. Она набрасывает на них одеяло и, подобрав платье, тоже прыгает в огонь.

Пожар не успел разгореться: керосина оказалось маловато, вспыхнули только обои, и ребята одеялом сбили огонь. Когда они спустя несколько минут через окно втащили меня в комнату, только черное пятно, растекшееся по полу, обгоревшие стены, смятая кровать да перевернутая тумбочка напоминали о том, что здесь произошло.

Ребята перенесли меня в другую комнату, положили на кровать и укрыли — меня трясло.

— Что же это такое, Сашка? — тормошила меня Катя. — Как это ты?

Жиденькие косички совсем растрепались, лицо было в саже. Один из мальчишек сосал обожженные пальцы и во все глаза смотрел на меня; второй тер новую шапку, на которой темнела бурая подпалина. У него были белесые брови и красные, должно быть от дыма, глаза.

— Я ждал тебя, — прохрипел я, — я тебя очень ждал, Катька.

И заплакал.

Мальчишки сконфузились и отвернулись. Катька растерянно замигала глазами.

— Я не могла раньше, Саша, — жалобно сказала она. — Ну никак не могла. У меня мамка заболела. Лежит пластом. Я и так соседскую Ольку попросила присмотреть за ней. А это вот, — кивнула она на мальчика, который с сожалением рассматривал дыру на шапке, — Митя Анисов. А вот тот — Севка Крень. Я тебе про них рассказывала.

Митя подошел ко мне и протянул руку. На ладошке у него я увидел большой волдырь.

— Больно? — спросил я.

— Чепуха, — сморщился Митя и плюнул на ладонь. — До свадьбы заживет. — И с гордостью добавил: — А ловко мы пожар потушили. Еще немного, и пошел бы ваш дом гудеть. Никакая пожарная не залила бы.

— Ладно, расхвастался, — осадил его Севка. — Ты расскажи, Саш, лучше, как начался пожар? Что-то я ничего не понимаю. Лампу ты, что ли, разбил нечаянно? Так зачем ее зажигать в полдень?

— Не разбил, — глухо ответив я. — Я сам… дом поджег.

— Сам?

Ребята вытаращились на меня, как будто я прилетел с Луны.

Митя опять начал терзать свою шапку, а Севка сунул в рот обожженные пальцы.

И тогда я рассказал им обо всем: о дяде Пете, о старике, о разговоре, который я подслушал в понедельник утром. Митя перестал дорывать свою шапку, Севка криво улыбался: наверно, думал, что я сочиняю. И только Катька глядела на меня с испугом и размазывала по щекам липкую черную сажу.

— Вот поэтому я и поджег дом, — прошептал я, окончив свой рассказ. — Думал, сбегутся люди, помогут мне. А вы мне поможете?

И я с надеждой посмотрел на ребят.

Севка перестал улыбаться.

— Спрашиваешь, — сказал он. — Да мы сейчас всю деревню на ноги поднимем. Председателя Артема Павловича сюда приведем. Да мы… — он задохнулся и сжал кулаки. — Да мы этот паршивый дом по бревнышкам раскатаем. Не зря, смотри, по деревне говорят, что лихие тут, у живоглота этого, дела творятся! Ах, гад, что придумал!.. Фашист проклятый!..

— Мне телеграмму надо послать, — перебил я его. — Молнию. Сделаете?

— Сделаем, — напялил Митя на голову прогоревшую шапку. — Я сейчас на почту. Ты, — кивнул он Севке, — беги за председателем. А ты, Кать, оставайся здесь, с ним. Если что, зови народ. — И наклонился надо мной: — Куда телеграмма-то? И что писать?

— В Минск. Улица Кленовая, 14, квартира 3. Егору Сергеевичу Зенченко. Напиши: «Приезжайте немедленно». И укажи адрес, как в Качай-Болото доехать. Молнию пошли.

— Ясно, — коротко кивнул Митя. — А как подписать?

— Саша Щербинин. Только… — замялся я.

— Что «только»?

— Денег у меня нет. Ни гроша. А молния, наверное, дорого стоит?

— Обойдемся, — отрезал Митя. — У меня есть: хотел фонарик китайский купить. Будет сделано. Пошли.