Купец уже выходит из церкви, а поп все не появляется. К нему входят все новые и новые исповедующиеся. «Эх, купил, видно, купец попа! Дьякону за запись рубль дал, а попу, знамо, трешницу. За трешницу кто не простит!» — разочарованно думает Петька.
Петьке очень обидно, что купца отпустили непоротым, и он продолжает свои размышления: «Значит, все враки! Здорово наврала мне Ольга! А я, дурак, поверил. Только ведь Ольга так врать умеет! Премудрая!..»
А уставшие ждать исповеди прихожане, переминаясь с ноги на ногу, чуть слышно перебрасываются недовольными возгласами: «Богатеи проклятые. Им и в раю первое место попы замолят!»
в которой рассказывается о принятии Петькой святых тайн и его стремлении научиться владеть собой
Страстная неделя подходит к концу. В субботу Петька с утра ничего не ест, одевается во все чистое и идет в церковь для причащения [46] Причащение — Религиозный обряд, связанный с пробой «тела христова» (просфоры) и «крови христовой» — церковного вина якобы для избавления от грехов и для вечного спасения.
. Служба тянется нестерпимо долго. В церкви страшная теснота, духота. И от этого у Петьки кружится голова. Всегда полуголодный, а сегодня и вовсе не съевший ни маковой росинки, Петька впадает в обычную злость на попов и еле сдерживает себя, чтобы не заругаться или, что того хуже, не съесть прежде времени свою просфору [47] Просфора — Маленькая лепешка, выпеченная из двух кружочков теста и предназначенная для церковного обряда причащения.
, которую он держит в руках. Петька любит всякое дело доводить до конца и сейчас непременно хочет свое покаяние закончить «правильным» причащением, чтобы после него быть совсем-совсем безгрешным.
Но вот толпа заколебалась, заволновалась, радостно подалась вперед. Теперь стремление всех — чаша со «святыми дарами», которую держит в руках здоровенный дьякон. Вина и мелко накрошенного хлеба, из которого попы готовят причастие, припасено, конечно же, достаточно, но уставшая от долгой службы толпа напирает с непреодолимым упорством. Петька старается попасть в ее средний поток, который режет толпу на две части, и кратчайшим путем добраться до чаши. Толкаясь, упираясь локтями, не обращая внимания на ругань, Петька благополучно добирается до цели. Поп сует ему в рот ложку, и мальчик торопливо глотает сладкое вино с кусочком просфоры.
«Ишь, вкусно!» — думает он с восхищением и отходит к столику с «теплотой». Положив на тарелку две копейки, Петька берет большую плоскую серебряную чарку и жадно пьет разведенное горячей водой вино. Но, сделав четыре глотка, чувствует, как кто-то грубо схватил его за руку.
— Да ты что! Все выдуть хочешь, что ли? Хлебнул раз, и довольно. Это тебе не вода! — слышит он злобный шепот и вмиг оказывается в стороне.
Выбравшись из толпы, Петька идет к выходу, уписывая на ходу просфору. «Теперь я как херувим! Ни одного греха нету!» — думает он с торжеством.
Дома Петьку все поздравляют с принятием святых тайн, а мать поит чаем с горячей лепешкой.
Семья готовится к празднику. Сосед Лапшов, куриный охотник и добрый человек, подарил Анне Кирилловне три с половиной десятка яиц. Бабушка Александрия дала немного денег и белой муки. Мать купила мяса для щей, четверть фунта изюма, молока, творога, масла, сахара. Петька помогает Оле выбирать изюм от стебельков и всякого сора и зорко следит за сестрой, которая время от времени кладет в рот изюминку.
— Чего хватаешь! Чай, изюм в куличи надо! — возмущается Петька.
— Возьми и ты! — невозмутимо предлагает Оля.
— Ну да! Возьми! Чай, его и так мало! — ворчит брат.
Но вот Оля берет сразу несколько изюмин. Этого уж Петька перенести не в силах. Он забывает даже про неписаный закон мальчишеской чести, запрещающий доносы:
— Мам! Что Ольга весь изюм съела!
— Я только одну! — оправдывается Оля.
— Ну возьми и ты одну, Петюша! — говорит Анна Кирилловна, не отрываясь от работы. Она спешно дошивает «чужое».
— Ябеда! — мстительно шепчет Оля.
— А ты свинья! Чай, куличи-то для всех!
Петька выбирает самую крупную изюмину и, причмокивая, демонстративно ест ее, но это уже не доставляет ему никакого удовольствия. Теперь куличи наверняка не будут такими вкусными, если в них недостает съеденных Олей изюминок.
«Разве бы я взял, кабы не эта Олька!» — думает он со злостью.
— Вот жадина. Самую большую схватил. Разве моя такая была? — снова шепчет Оля.
Читать дальше