Нина Бичуя - Самая высокая на свете гора

— У тебя всегда все легко, всегда у тебя дважды два — четыре, тебе хорошо. Я не могу тебя видеть. Я просто не могу тебя видеть, понимаешь? Уходи!

Юлько уже один раз так смотрел на меня. Когда это было? Горела свеча, и лежали густые тени. Юлько показывал мне своих лошадей. Я что-то говорил, не помню, что именно, и Юлько тогда смотрел точь-в-точь так же, как сейчас.

— До свидания, — проговорил я. — Будь здоров!

Это опять были не те, не нужные слова. Я хотел понять Юлька, почему он такой. Может, у него что-то случилось, что-нибудь помимо наших споров и этой царапины на бедре?

Когда я выходил, Юлько лежал ничком, спрятав лицо в подушку, а теперь сидит рядом и молчит; и я вспоминаю, как он зарылся тогда лицом в подушку, и мне становится грустно и нехорошо, словно я проиграл несколько боев сразу.

«Дважды два — четыре, это истина для всех, — думает Юлько. — Дважды два — четыре, это слишком просто. Дважды два — пять сложнее. В это даже нельзя поверить, и это — для меня, потому что я понимаю в таких вещах», — думает Юлько.

Так ты думаешь, Юлько?

Школа гудела, перешептывалась, широко раскрывала глаза. Суд? Будут судить Славка Беркуту? Кто будет судить? Десятиклассники? И двое из восьмого? А седьмой «Б» отказался! Им теперь снизят оценки за поведение, потому что они взбунтовались и всем классом ушли с воспитательного часа. Вот это да!

Относились к событию по-разному. Одни с повышенным интересом: а как же, ужасно интересно — суд! Другие удивлялись: Беркута — хороший парень, что он мог натворить? За что его будут судить? Третьи расспрашивали: «А кто такой Славко Беркута?» И тайком косились — он чувствовал на себе заинтересованные осуждающие, сочувственные взгляды. Впору было закричать в отчаянии:

«Ну да, это я, я, я, Славко Беркута! Чего вам надо? Ну, вот я! Любуйтесь, если вам так интересно!»

А можно было просто взять и уйти, уйти из этой опостылевшей школы, которая когда-то — да что там когда-то! — которая еще несколько дней назад была своей, родной школой, куда хотелось приходить, где даже стены были привычные, светло-зеленые с белым, — теперь просто противно смотреть на эти стены…

Размеры его вины возрастали от перемены к перемене.

— Что он сделал?

— Говорят, ранил шпагой товарища, Юлька Ващука.

— Да нет, это было раньше! А потом он напился с какой-то компанией, гулял по городу и озорничал.

— Витрину разбил — это правда?

— Какая там витрина! У него нож нашли!

Славку обо всем этом ничего не известно. Он знает только, что будет суд, и уже сейчас, накануне, чувствует себя приговоренным к смерти.

Когда пришло письмо, Беркуту вызвали к директору. Директор все время повторял:

— Вот видишь, ты даже не возражаешь! Такое пятно на нашей школе! Негодник! Сперва ранил товарища. И думаешь, если простили, так теперь можно вытворять что хочешь! Честь школы тебе не дорога, можешь убираться вон!

Потом директор немного успокоился, вызвал Варвару Трохимовну и велел прочитать письмо в классе.

«Ученик вашей школы Ярослав Беркута был задержан членом народной дружины в 21 час 23 ноября этого года. Он пьянствовал в подъезде с несколькими другими подростками…»

Второй раз Славко слушал письмо совсем равнодушно. Словно это и не его там обвиняли.

23 ноября? Это было в пятницу. Обычно в пятницу в девять кончается тренировка. Но Славко больше не ходил на тренировки. С того самого дня, когда случилась эта история с Юльком. Он даже обходил улицу, где был спортзал.

Он собирал дома «бандуру», не решаясь сказать, что больше не ходит на тренировки. Собирал «бандуру» и шел куда-нибудь из дому. Вернувшись, глотал чай с лимоном и без аппетита грыз сухарики. Для него просто счастьем стали мамина длительная командировка и папины дальние рейсы, из которых тот возвращался очень усталый и не очень наблюдательный.

Да-да, это была пятница, и он сделал вид, будто идет на тренировку, и никто на свете не мог бы подтвердить, что он в тот вечер не пил вина в темном подъезде с темными типами. Он и сам не мог бы ничего доказать…

А седьмой «Б» взбунтовался. Первая начала Лили, а потом все спорили, кричали и возмущались, категорически отказывались быть судьями и вообще протестовали против суда. И все взяли портфели и ушли из школы сразу после звонка — не остались после уроков, когда Варвара Трохимовна собралась рассказать им, как должен проходить суд и как его должен проводить седьмой «Б».