Макар Последович - Магистральный канал

— Не страшно? — спросил Ленька.

— Вот еще!

Мечик плюнул теперь два раза подряд и замахал свешенной ногой.

— Лезь скорее. А потом меня подсадишь, — торопил друга Ленька.

Дальнейший подъем Мечик преодолел без особых трудностей. Воробьи, увидев голову хлопца, вдруг оказавшуюся около заветного места, подняли страшный переполох и заметались возле самой Мечиковой головы. Один из них, сидевший где-то в глубине гнезда и поздно почуявший опасность, вылетел оттуда с такой стремительностью, что угодил прямо в лицо Мечику. У того даже искры из глаз посыпались, и от неожиданности он еле удержался на суку. Опомнившись, Мечик стал приглядываться и соображать, каким образом залезть в гнездо. А дело это было не из легких.

Довольно большое, если глядеть на него снизу, здесь, вблизи, гнездо оказалось прямо-таки громадным. Края этого сооружения из сучьев и хвороста широко распростерлись над головой и подымались на полметра вверх. Словом, аисты оказались не такими простаками, чтобы позволить каждому мальчишке легко заглянуть в свое жилище, как, к примеру, в воронье гнездо! В душу Мечика начало уже закрадываться сомнение, как вдруг донесся приглушенный высотой голос Леньки:

— Почему в гнездо не лезешь? Страшно?

И Мечик полез. Если б не было свидетелей, он ни за что бы не отважился на такой безрассудный поступок. Но отстумать уже поздно. Отступать — навсегда утратить авторитет у Леньки.

И Мечик полез. Он продвинулся немного в сторону от ствола и заметил еловый сук, торчавший из середины гнезда. Испробовав прочность и убедившись в том, что сук крепкий, Мечик уцепился руками за него и подтянулся вверх. Еще момент, и он оказался в огромной, выстланной клочьями моха и старыми свалявшимися перьями, чаше…

— Лень-ка-а! Ты меня видишь?

— Не-ет!

— Я уже на самом верху! В гнезде!

— Погоди немного! Я отбегу в сторону!

Покуда безмерно завидовавший своему другу Ленька отбегал в сторону, Мечик осмотрелся. Вся деревня была перед ним как на ладони. На длинной улице он видел каждого человека. Возле школы, стоявшей на самом высоком месте, толпились ребята. Наверно, там был и этот задавака Генька!..

— Го-го-го! — вырвался вдруг победный клич из груди Мечика. — Га-га-га!

Он кричал и свистел изо всех сил, стараясь, чтобы его услышали возле школы, чтобы там вдруг началось замешательство, а потом чтобы все кинулись бежать на выгон и увидели, на что способен он, Мечик. И такое, возможно бы, и произошло, если б не два трактора. Они возвращались с поля и подняли на улице такой шум и грохот, что Мечику показалось, будто он и сам оглох. Понятно, что там, в деревне, их грохот был гораздо сильнее и заглушал далекий голос Мечика.

Силосная башня, которая всегда казалась такой высокой, отсюда выглядела обыкновенной бочкой. Возле длинного коровника суетились с белыми ведрами доярки. На птицеферме сбегались в курятники белые леггорны. Красное вечернее солнце догорало на оконных стеклах школы и хат, золотило нежные весенние листья берез и кленов в парке.

Тихая в течение дня деревня теперь оживала с каждой минутой. На возах и пешком спешили с поля люди. Заскрипели ворота дворов, чаще закланялись колодезные журавли. Тракторы уже смолкли, но, почуяв пришедших домой хозяев, обрадованно залаяли собаки, захрюкали свиньи, замычали привязанные на молодой весенней траве телята.

И трудно было услышать в этом вечернем шуме победный клич Мечика. Да и небезопасно было Мечику теперь привлекать к себе внимание. Мать, наверно, вернулась из коровника. Пожалуй, ищет, зовет его. Мечик даже повернулся спиною к деревне и чуть не вскрикнул от восхищения. Такого чуда-дива он еще никогда не видел на земле. Тихая и глубокая речка, которая протекала по огромному болоту и исчезала в пуще, уже не была речкой! Не прозрачное течение воды видел теперь Мечик.

На огромном, сотканном из травы и желтых цветов ковре трепетала и поблескивала упавшая с неба радуга. Переливались светло-синие, оранжевые, красные и зеленые цвета, то исчезая за кустарниками, то дробясь и рассыпаясь серебристыми искрами на озерках и камышах. Далее снова вилось легкое голубое течение, чтобы вскоре вспыхнуть и задышать красками уже неясных, неуловимых цветов.

Мечик смотрел на все это как зачарованный. Только утка, которая чуть не задела его упругим крылом в своем стремительном полете, заставила его опомниться. Радуга уже бледнела и наконец сделалась серой — зашло солнце. На землю медленно опускались прохладные сумерки.