Дзидра Ринкуле-Земзаре: Вот мы какие!

Когда же с помощью булавок Гельмут наконец кое-как справился со швами, то оказалось, что все его старания были напрасными. Первой это заметила та же Сильвия:

— Послушай, у тебя же швы на лицевой стороне!

— Как?!

Гельмута всего перекосило. Сообразив, в чем дело, он в отчаянии запустил пятерню в волосы.

— Что же ты раньше не сказала?

— Откуда мне знать, что ты не можешь даже отличить лицевую сторону от изнанки?

Нечего делать! Пришлось бедному Гельмуту все распарывать и начинать мучения сызнова.

У меня тоже шло не лучше. Хоть я и отличал лицевую сторону от изнаночной, зато, наметывая шов, умудрился пришить передник к собственным брюкам. Значит, опять пороть, опять шить.

Ояр не той стороной приделал карман. Зигурд слишком коротко обрезал лямки. Валдис, Вилис, Мадис… Все, хоть по разу, да переделывали.

Так мы шили, распарывали, снова шили. Но время шло, и работа близилась к завершению. Теперь оставалось только выстирать и поутюжить — и через несколько дней, утром Восьмого марта, передники вручать счастливым мамам.

Девочки во главе с Сильвией еще раз придирчиво проверили нашу работу.

— Ай-яй-яй! Как же так! — разглядывая фартук Гельмута, горестно воскликнула Сильвия. — Куда ты пришил лямки?

— Как куда? — удивился Гельмут. — К фартуку, куда же еще?

— Да, но к какому месту? Видел ли ты когда-нибудь лямки внизу фартука? Или ты считаешь, их надевают на колени?

Мы окружили Гельмута и с веселым интересом рассматривали его творение. Всякое случалось и у нас, но тут действительно трудно было удержаться от смеха.

— Слушай, Гельмут, а ведь это новаторство. Внеси рацпредложение. — Насмешник Эгил сел на своего любимого конька. — Еще и премию дадут.

— Не смей издеваться. Не позволю! — завопил Гельмут. Он очень вспыльчив, ничего не стоит вывести его из себя.

— Нет, Гельмут, ты его не слушай! У меня другое предложение. — Мадис тоже не мог упустить удобного случая позубоскалить. — Подари фартук, но только с запиской: «Дорогая мамочка! Перед употреблением, пожалуйста, перешей то, что вы называете лямками».

Гельмут не выдержал. Швырнул свое рукоделие прямо в лицо Мадису:

— На, подавись! И вы! Вы все!..

Схватил свой портфель и выскочил из класса.

— Зачем так? — Сармита укоризненно покачала головой. — Обязательно нужно поиздеваться над человеком!

— Тоже мне защитничек нашелся! — вдруг рассвирепел Агрис. — Не знаешь, что ли, какой он белоручка? Мы убираем класс, а он чистит себе ноготки. Мы дежурим, а он тащит записку от врача. И кругом поблажки! От нас требуют, чтобы мы стригли волосы, а он как ни в чем не бывало холит свои шикарные кудри!

— Разве Гельмут виноват, что его балуют? — не сдавалась Сармита. — Это еще не причина, чтобы над ним издеваться. К тому же он заметно исправился в последнее время, сами знаете.

— Пошли по домам! — скомандовал Ояр. — Надоели ваши фартуки хуже горькой редьки!

— Пошли! Пошли! — с готовностью отозвались мы. — Хоть свежего воздуха хлебнуть!..

На следующий день класс забурлил с самого утра. Гельмут пожаловался классной руководительнице, что у него пропала вещь. Он, видите ли, оставил вчера в классе фартук, а теперь никак не найдет. Намек на то, что мы стащили.

Все разозлились: надо же придумать такое!

— Нужен очень твой уродец!

— Им только полы мыть!

Но Гельмут заартачился: вот взял кто-то и взял!

Перед самым звонком явилась Сармита. Вытащила из сумки сверточек, подала Гельмуту:

— На, бери!

— Ах, значит ты взяла! — воскликнул Гельмут. — Видали, какая…

И прикусил язык. Его ли это фартук! Все швы исправлены аккуратно. Выстиран, проглажен.

Мы тоже в растерянности переглядывались. Опять Сармита преподнесла нам сюрприз! И все-таки в самом глупом положении оказался Гельмут. Что ему теперь сказать? Что сделать? Стоял перед ней, неловко переминаясь с ноги на ногу, и обескураженно молчал. Наконец собрался с духом и выговорил быстро, словно выдохнул:

— Спасибо.

Да, уж эти передники… Намаялись с ними! Но если у всех мальчишек матери приняли их с такой благодарностью, как моя… У нее слезы навернулись на глаза.

Значит, не напрасно!

Значит, стоило!

Мы привыкли, что газеты обычно пишут о событиях в стране, о знаменитых людях, представителях разных профессий, о передовиках труда, о всяких важных вещах. Каково же было мое изумление, когда я вдруг увидел в газете «Литература и искусство» фотографии Индулиса и Томиня!